Странник

– Послушай, – обращается к Страннику рыцарша. – Есть вероятность, что девочка осквернена, и будет лучше проверить ее здесь. Помочь ей, если возможно, или даровать милость, если нет. Семеро настолько добры не будут. Как не буду и я, если ты не станешь выполнять то, что тебе приказано. Вперед, Эйбл, еще раз я повторять не буду.

– Да, госпожа.

Прежде чем он или кто-либо другой успевает что-то сделать, Странник выхватывает меч. Четверо оруженосцев бросаются вперед, но бродяга оборачивается к ним, и что-то заставляет их содрогнуться. Сир Фиа и Эйбл уже стоят на коленях.

Око удивленно открывается.

На юных лицах проступает понимание. Тренировочные клинки выпадают из пальцев пристыженных учеников, и внезапно оруженосцы осознают, что не могут пасть ниц достаточно быстро.

Странник же медленно опускает меч, пока его острие не оказывается в паре сантиметров от лица Веспер. Око сонно глядит на нее.

Веспер касается пальцем губ.

Меч безмолвен.

Око закрывается.

Странник шагает в сторону сир Фиа с направленным на нее мечом, предлагая оружию судить воительницу. Она быстро вскакивает на ноги и пятится.

– Ты убедительно доказал ее чистоту. Девочка может остаться с тобой. А теперь, пожалуйста, убери меч. Семеро ждут. – Она поспешно отходит и указывает дорогу.

Меч возвращается в ножны, и только тогда Эйбл поднимается. Он низко кланяется в сторону бродяги. Оруженосцы отваживаются оторвать взгляды от земли. Встревоженно смотрят рыцарше в спину, а после вновь на бродягу.

Тот одаривает их резким кивком, и они встают и подбирают свое оружие.

Веспер протягивает руку. Странник берет ее, и двое направляются вслед за рыцарем-серафимом, а оруженосцы идут за ними.

Глава 32

Каждый день странствия командир напоминает себе: «Я не мертв». Он все еще чувствует, будто падает, будто Самаэль не стащил его с той скалы, будто весь мир – это акварельный этюд, в который он больше не верит. Реально только послание.

И с ним командир возвращается на побережье и проделывает путь до Дивенбурга. В городе есть здание со множеством этажей, часть из них выстроена над землей и часть – под. В сложных коридорах рыцарь ориентируется по памяти. Он не уверен, исходит ли это знание от него или от Нелюди, но не тратит время на размышления. Все это сейчас не имеет значения.

Пока они извилистыми путями пробираются к центру Дивенбурга, Самаэль открывает ему двери. Командир мог бы выйти на контакт из любого места в городе, но его вновь направляет какое-то ощущение неправильности. Нет, он отправится в самое сердце города – географическое, физическое и сущностное.

Фигуры в мантиях почтительно расступаются, позволяя ему проделать путь от окраины Дивенбурга до потаенного святилища Нелюди. Им невдомек, чем теперь стал командир.

Наконец они прибывают на место. Десятиметровый в диаметре чертог едва вмещает внутреннюю оболочку Нелюди. Ее плащ массивен и пошит из мертвецов. Ни одного из первоначальных тел в нем уже не осталось, их выжгло мировой ненавистью, но легионы последователей Нелюди всегда предоставляют ей достаточно тел на замену. Внешней же оболочкой ей служит сам город, пронизанный ее венами, усыпанный ее ушами. И она все растет, ее слуги прокладывают инфраструктуру, что позволит ей протянуться до самого побережья.

Ее необходимо остановить любой ценой.

Когда командир, хромая, приближается к ней, начинает звучать песня – и становится все громче. Нелюдь ее чувствует. Рыцарь видит, как сфера из мертвой плоти мечется из стороны в сторону в смятении, не способная ни броситься на него в атаку, ни сбежать. Он приказывает Самаэлю ждать в стороне и проходит последние шаги самостоятельно.

Поверхность плаща Нелюди гладка, отдельные части тела переломаны и подогнаны друг к другу, будто кусочки ужасающей мозаики. Оболочка почти безупречна. Почти. Даже при самом искусном соединении между телами остаются промежутки. Крохотные, даже ноготь не просунуть. Но сущность командира с легкостью просачивается сквозь них. Мгновение спустя закованное в латы опустевшее тело с грохотом рушится на пол.

Хотя в чертоге и остается тихо, внутри оболочки Нелюди свирепствует шторм и сущность закручивается вихрем, словно огромное море пытается сбежать от едва заметного островка. Командир раскрывает свою душу, позволяя протечь сквозь себя посланию Гаммы, единственной ноте беспощадной ненависти, подобной отравленному кинжалу меж ребер. Словно пылающий вирус, послание лучами расходится из центра, обращая связанность фрагментов оболочки Нелюди против нее самой.

Пока песня злости распространяется по организму Нелюди, выгорают, обугливаясь изнутри, некротические трубы. Операции в хирургических кабинетах по всему городу заканчиваются слишком рано, обрекая пациентов на чудовищную смерть. А песня разносится все дальше, искореняя все следы существования Нелюди. В подземных залах под городом от безжизненных пальцев исходит дым. Костокрылы замертво валятся с насестов.

На рынках жизнь течет своим чередом. Некроторговцы никак не могут сойтись в цене, люди едят и пьют, и никто не подозревает о том, что город мертв.