Осторожно кивнув, он снова подбрасывает монету.
От звона с исполинши спадает напряжение. Она стоит напротив Странника, глядя только на вращающийся диск:
– Еще!
Проходит время, и монета подскакивает снова и снова.
Булава берет собственную монету и пытается копировать движения человека, но ее толстые, окованные металлом пальцы для этого не предназначены. Она ревет от гнева.
Странник останавливается.
Она тут же замечает:
– Еще!
Странник качает головой.
– Еще!
Странник показывает на обвязанную вокруг его ног трубу.
Булава поднимает кулак:
– Еще!
Странник качает головой.
Ее удар выбивает из него все чувства, и какое-то время бродяга проводит в беспокойном забытьи.
Он просыпается с заплывшим глазом и прорехой на месте одного из зубов. Но его ноги больше не связаны трубой.
Булава склоняется над ним:
– Еще?
Он кивает.
Монетка трижды отплясывает свой танец, после чего замирает.
Глаза Булавы, и сами по себе маленькие, сощуриваются до щелочек:
– Еще?
Он подзывает ее ближе. Она подходит.
Странник указывает на ее монету. Растерянная Булава протягивает ему руку раскрытой ладонью кверху, диск сияет на ее распростертых пальцах. Кивая, бродяга ударяет по ее монете своей собственной.
Серебристые сестры воссоединяются и начинают петь. Их дуэт пленяет слух, пробуждая сожаление и тоску о том, что давно утрачено.
Когда песня стихает, Странник вкладывает свою монетку Булаве в свободную руку.
Ее глаза блестят, в их краешках проступает вода: «Мне?»
Странник кивает.
Она улыбается, на монструозных челюстях прорисовывается девичья радость. Булава ударяет одной монетой о другую. Вместе они поют для нее.
Странник отваживается подняться. Наказания не следует. Он подходит к лежащему мечу, оглядываясь на захватчицу. Ее взгляд сосредоточен на мелодично дребезжащих у нее в руках монетах. Вздыхая, бродяга подбирает клинок.
Острие сближается с громоздкой фигурой, поднимается на один уровень с шеей.
Странник шагает тихо и осторожно, пока не оказывается прямо за ней.
Она второй раз бьет монетки друг о друга, и начинается новая песня. Массивные плечи содрогаются, и Булава со скрежетом всхлипывает в такт мелодии.
Странник снова вздыхает, заставляя меч вернуться в ножны. Потирает глаза рукой, отгоняя воспоминания, разворачивается и уходит к горной тропе, где начинает долгий спуск.
Двое повстанцев вышагивают по Вердигрису, каждый по своей стороне улицы. Слева брат, справа сестра, оба – потомки Узурпатора и оба исполнены решимости. Люди толпятся в дверных проемах, наблюдая за ними в остолбенелом молчании. Около каждого здания покрытые шрамами гиганты вступают в борьбу со всеми встреченными вывесками и срывают их.
Позади валяются знамена Нелюди и Узурпатора, захламляя улицу. Они наконец-то встретились – среди дорожной пыли, растоптанные идущими следом за полукровками людьми.
Разливаются по воздуху повстанческие песни.
В трех улицах от них кричит от страха какой-то человек, но среди общей какофонии его никто не слышит. Он видел, как сегодня в полдень вышло из укрытия нечто. Нечто опасное, что угрожает хрупкой победе повстанцев. Он мчится к соседу, чтобы рассказать ему обо всем, и его история обретает крылья, летит вперед по волнам шепотов, разносится на бегу, срываясь с губ и ища новых слушателей. Наконец она доходит до ушей маленького мальчика, который обгоняет процессию, размахивая руками, чтобы привлечь детей Узурпатора.
– Макс! Макси! – зовет он.
Оба поворачивают изборожденные шрамами головы, узнав свои имена. Голос мальчишки звучит тревожно, отчего под их зеленой кожей напрягаются мышцы.
– Жестокая Судьба желает вас видеть у северных ворот! Сейчас же! Приводите всех!
Мальчик убегает, увлекая за собой гигантов и их последователей, будто черная дыра с грязными ступнями.
Когда они добираются до северных ворот, то обнаруживают плотно и нагло держащуюся толпу, ощетинившуюся оружием и перекрывшую дорогу. После взаимных приветственных выкриков обе группы сходятся и сливаются, будто пузыри, объединяя границы и расширяясь.
Сквозь скопище людей обособленной частицей пробирается мужчина в свободной полосатой мантии. Слова его мечутся во все стороны, ныряют под крики толпы и намасленными скользят над недовольным бурчанием. Он отыскивает гордую, закаленную жизнью женщину. Спрятав акулью улыбку, обращается к ней: