Читаем Странник полностью

– Да, действительно грустно. Но война такая – жестокая и не делает выбора между людьми.

Слова были философскими и, как бы скучно ни было мне их слушать, не согласиться с ними я не мог. Мне было грустно, и камнем на душу давила смерть моего друга, я до сих пор не мог смириться с этим.

– Надо идти к лагерю…

– Вы успели разбить лагерь?

– Нет, мы обозом идём к маковым полям, — махнув рукой, ответил Феликс.

– Так это же почти под стенами Теки… – растерянно ответил я.

– Да, будем биться под столицей, но там уже собрана правительственная армия. По крайней мере, так говорят.

– Ладно, а далеко до обоза?

– Часов шесть, наверно, — почёсывая затылок, ответил Феликс. – В получасе ходьбы есть двор, там можно взять коней.

Нехитрыми перебежками мы быстро добрались до двора, где нас встретил пожилой старик с трясущимися руками и весьма весёлым лицом. Завидев нас ещё за сотню футов, он начал размахивать руками, зазывая нас к себе; пропав на секунду из вида, он вновь появился, но теперь с непонятной бутылкой.

– Выглядит неплохо, — с улыбкой заговорил Феликс. – Но нам нельзя сильно задерживаться.

Сделав по глотку явно самодельного пива, мы с огромными усилиями договорились купить у него старых кляч по дешёвке и галопом понеслись догонять обоз.

Под лучами заходящего солнца мы настигли остатки армии – никто не нёс флаги и стяги, все были подавлены. Снова поражение, снова отступление.

Дальше отступать мы не могли, нам и некуда было уже отступать.

Мы расположились в дне пути от Теки, нашей столицы и моего города, здесь мы будем стоять до последней капли крови. Вдоль маковых полей были прорыты огромные окопы и траншеи, они протянулись на много вёрст, создавая непроходимую линию обороны.

Как я выяснил, мой отряд почти полностью погиб, осталось лишь несколько человек, поэтому вновь пришлось всех узнавать. Многие были добровольцами из столицы, кто-то приехал из отдалённых частей страны, но всех объединяло желание победить врага. Я же хотел вдохновения и умиротворения, а это можно было найти у Джера – наверно, единственного человека, который сохранял спокойствие во всём этом хаосе.

– Можно? — спросил я, тихо входя в кабинет, стараясь не мешать возможной работе.

– Да, Бэрн, заходи, — с улыбкой пригласил Джер. — Мне как раз нужна свежая мысль, может, что подскажешь.

– Ох, я не поэт, — с улыбкой начал я отговариваться.

Да ладно, каждый может быть кем хочет, ну а мне просто взгляд со стороны нужен. Вот, послушай:

«На полях Теки колышутся маки

Среди крестов, стоящих за рядом ряд,

Отмечая место, где мы лежим…»

Хм-м, а если дальше написать: «а в небе летают ласточки…» – начал я, почёсывая затылок. — Эх, нет, не моё это.

Неплохо, кстати, запишу на всякий случай.

Я вновь мечтал о том, что окажусь героем истории, может, эпоса или трагедии, но, снова откинув эти мысли, я погрузился в печаль.

Ты какой-то напряжённый, Бэрн, – закончив писать, обратил на меня внимание Джер.

Я устал, так тяжело… с этой войной многое поменялось.

Послушай, так и должно происходить, всё меняется со временем, а некоторые события ускоряют этот процесс или наоборот дают ещё время.

Джер встал из-за стола и, обойдя его, разгрёб бумаги и присел на него.

Главное для тебя – принять эти изменения, ведь многое будет по-прежнему.

До скорой встречи

«Привет, Алекс.

Надеюсь, у тебя всё хорошо, потому что, насколько знаю, город многие покидают, я и сам хотел бы, чтобы ты уехал куда-нибудь в безопасное место…» – я почувствовал себя неловко, когда записал эти строки. Свернув и выкинув листок с письмом, я оглядел комнату и, остановив взгляд на свечке, задумался.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза