Читаем Странник полностью

– Это же мой брат, и мы единственные родственники друг другу, — с этой мыслью я взял ещё один лист и записал вновь те строки.

«… Знаешь, я очень устал. Мне не хватает ни слов, ни сил, чтобы передать мою боль. Все эти смерти и раздоры – я увидел за эти месяца больше, чем за всю свою жизнь, а путешествовал я много…» – я даже улыбнулся на секунду, вспоминая свои приключения.

– Моих странствий хватит на целый сборник историй, — мелькнула занятная мысль.

Стояла ночь, мерцали звёзды, и в окно пробивался тусклый свет луны, так что даже не хотелось нарушать этот умиротворяющий вид. В нашей времянке стоял тихий храп, изредка нарушаемый скрипом кроватей; сегодня даже на фронтовой линии никто не открывал огонь, отчего многие забеспокоились. Это был хороший момент, чтобы в тишине написать письмо. Я поставил несколько свечей на столе, дабы не нарушить сна остальных ребят моего отряда.

«… Мы стоим в дне пути от Теки, но, думаю, ты знаешь об этом. Я хочу сказать, что, несмотря на всю панику, мы не отступили со своих позиций ни разу за все эти недели, и я горжусь, что здесь мы можем дать славный отпор врагу…» – я хотел рассказать всё, но не знал, с чего начать и как уместить на лист всё, что произошло за это время. Мне хотелось вылить все мысли и начать с чистого листа, но я не мог уйти – с одной стороны оставался враг, а с другой – мой дом и близкие мне люди.

– Ложились бы вы, капитан, — раздался голос справа от меня, и вслед за ним послышался скрип кровати.

– Я немного занят, — ответил я, пытаясь сконцентрироваться на письме.

– Письмо пишете? – с любопытством спросил он. Но я ничего не ответил, мне и не хотелось что-либо сейчас обсуждать.

– Извините, капитан, просто тоже скучаю по родным, сам также писал им письмо, — с грустью говорил солдат. – Разрешите отлучиться?

– Только по-быстрому.

Как только закрылась дверь, я вернулся к письму, вернее, к мысли, о чём написать на этом одиноком листке бумаги.

«… Я тебе не рассказывал… – с тяжёлым вдохом я резко остановился, не хотел жаловаться, но болит душа. – … Ларен погиб…» – как мне хотелось бы поставить точку и забыть об этом. – «Его взяли в плен и заставили напасть на нас, я разрываюсь от одной этой мысли, но не могу представить, как ему было больно, ведь он потерял семью…»

Было грустно, но с каждой строкой я чувствовал, как будто камни с плеч падали. Я откинулся на спинку стула и, протерев глаза, сразу услышал, как вернувшийся солдат аккуратно закрывает дверь. Он тихой походкой направился к кровати и, быстро поправив одеяло, свернулся клубком, поджимая ноги.

«… Тут был один парень, его Ирван зовут, сидел со мной, пока я был медицинской части после плена, славный парень. Мы с ним всего пару раз виделись и общались, но всё равно сдружились; к сожалению, его накрыло, и он начал сходить с ума, а я никак не могу ему помочь, даже с ним гулял, чтобы он хоть что-то вспоминал, но всё равно ему лучше не стало.

Мне кажется, будто я в этом мире остаюсь одиноким, и все, кого я знал, уходят. Будь проклята эта война…» – это было хорошее предложение.

«… Хотел ещё сказать, она в видениях приходила ко мне…» – я снова в голове прокрутил все видения. – «… Я скучаю по ней, её объятиям. С тех пор, как она погибла, у меня не было никого…» – я скучал по своей девушке, хоть и прошло много времени, но именно в путешествиях я старался забыть всё.

Сделав глоток воды, я решил рассказать что-то хорошее, ибо боялся, что и Алекс впадёт в тоску.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза