Странник

Странник не спешил. Он обождал, хоронясь за деревьями, пока не вернулись из леса трое сыновей Нигрина — белобрысые, с вымазанными сажей лицами, — двое взрослых парней и один подросток. Они прошли, не заметив Странника. Вышел на крыльцо сам Нигрин, сутулый, жилистый, с длинными руками и с клочковатой седой бородой, вислоусый. Он нес под мышкой точильный брус. Поставил его под навес, разогнулся. И только тут Странник, не таясь, вышел из своего укрытия.

— А вот и Странничек к нам пожаловал, — сказал Нигрин тем мнимошутливым тоном, который был лазутчику хорошо известен.

— Здравствуй, Нигрин, Бог тебе в помощь, — ответил Странник, перепрыгнув через жерди ограды.

— Здравствуй и ты. Что ж не спросил, нет ли в доме чужих?

— И без того вижу.

— Следил, что ли? Нехорошо.

— Без того пропал бы.

— Ну бог с тобой. Проходи, ужинать будем.

Они вошли в дом. Сидевшие там парни — на лавке двое и на полу один — склонили головы. Странник также поздоровался, однако капюшона не сдвинул. Он не любил, когда глазели на его седые лохмы. Это была весьма опасная примета — и без того рыжие легко запоминаются, а уж если они наполовину седые… И все же в самой глубине души Странник гордился своей сединой, считая ее вроде бы знаком своей избранности — в то же время не забывал об осторожности.

Он сел за стол, оглянулся. Все здесь было ему знакомо: низкий потолок, узкое окошко, земляной пол, запах дыма — сколько он таких домов перевидал.

— Ну, как хозяйство? Новый участок, как погляжу, выжигаете?

— Верно. Ничего, не жалуемся… только кто знает, что будет?

Разговаривал со Странником один Нигрин. Своих детей он приучил раскрывать рот только по приказу. В голосе его насмешливость мешалась с почтительностью. Таким же было и его отношение к Страннику: молокосос, а надо же, как выдвинулся!

Нигрин перекрестился:

— Благословясь, приступим. Девка, подавай!

Из угла показалась его дочь. Нигрин был вдов, и она вела дом. Странник понятия не имел, как ее зовут, хотя отлично помнил имена сыновей Нигрина: Клеменс, Мартин и Матис. Девушка поставила на стол кувшин с молоком, миску каши, вынесла каравай хлеба и кусок окорока — Нигрин был зажиточен — и села в стороне, ожидая, пока поедят мужчины.

Отужинали, как водится, не спеша, в молчании. Потом Нигрин собрал крошки с бороды.

— Теперь говори — с делом пришел или просто слушать?

— Сначала послушаю, а там видно будет.

— Думаешь, засел я в лесу и ничего не знаю? И про войну не знаю?

— Вот и славно. Только что ты про нее знаешь?

— Посылал я Мартина в Гернат на ярмарку… ну, и посмотреть чего… пусть сам расскажет. Да говори ты, не бойся! — добавил он, поскольку парень не спешил начинать.

— Мед я продавал… возле замка. На святого Никодима было дело. Ну и приезжал туда этот… барон Лотар — так?

— Королевский кравчий?

— Он.

— А Гернат с давних пор за разделение. Чуешь, Нигрин, чем дело пахнет?

— Воняет, брат.

— Это все?

— Нет. Забыл сказать — еще раньше в замок приезжал комтур Визе.

— Тоже поганец, — заметил Нигрин. — Слыхал, Странник, про такого?

— Было дело, — углы его рта растянулись. «С чего это он улыбается?» — подумал Нигрин. — И он, значит, встречался с Лотаром?

— Вроде так. Один писарь кричал в корчме, будто Визе какую-то хартию повез Великому Магистру. Хотел я еще его поспрошать, да так больше и не встретил.

— Ну, царствие ему небесное, остолопу… Хотя не больно-то они берегутся. Думают, раз король в Лауде… — Он немного помолчал. — Выходит, орден собирается в открытую пойти против короля. Теперь что?

— С Мартином все. Клеменс.

— Ходил на дальнюю вырубку. Четыре дня тому. Видел вооруженных. Сотен пять пеших и две — конных. Долго шли.

— По какой дороге?

— На Вильман. С севера.

— Знак какой на щитах?

— Кабанья голова и крест.

— Гернатовцы. Все к тому идет. У Лотара лен в горах. Там и замок его. Соединяются. Если перевал закроют, король окажется в ловушке, а коли еще подоспеет орден… Вот что, Нигрин, — вести твои важные. Но покоя тебе не будет. Завтра же снарядишь одного из парней к Аскелу.

— А сам-то?

— Моя дорога — в другую сторону.

— А работать кто будет?

— Ничего, не надорветесь. Пошли хоть Матиса. Двое твоих сыновей уже потрудились, пусть и третий не в стороне остается. А за эти вести Аскел его наградит, как бог свят.

— Наградит? Хорошо, если живым отпустит. Только кто ему поверит, щенку, молокососу?

— Поверят. Найдется у тебя в доме кусок холстины ладони в три?

— Такой-то? Эй, девка, слышала, чего гость требует?

Девушка соскочила с лавки, забегала, наконец принесла половину старого платка, поклонившись, подала Страннику. Тот в ответ взглянул ей в лицо, увидел широко раскрытые глаза. Она никогда не покидала леса, каждый захожий был для нее диковинкой. Нигрин так мало считался с ней, что не выгонял, когда решал свои дела.