Читаем Странник полностью

Странник

Сладко спалось мне. Сладко было пробуждение мое. Тишина окружала меня. Как потерявший память, я не знал, где я. Хотел рассмотреть, приподнимал ресницы, но они опадали снова на глаза, и предметы скрывались от взоров. Сон преодолел усилие. Снова погрузился я в волны забвения. Мне казалось, что я на Олимпе, на пиру у Юпитера. Жажда томит меня, я умоляю Гебу [375]:

Лей нектар мне, Ювента-Геба!Дай нить!… горят мои уста!…Как свет, как мысль о благах неба,Струя прозрачна и чиста!…Как сладок… взгляд твой! Что ж он томен?Не буря ли волнует грудь?…Постой, постой!… я буду скромен…Я буду пить!… но дай вздохнуть!

CCLII

Глубоко вздохнул я и проснулся. Смотрю. Где я? – Лежу в фургоне лошади распряженные спокойно едят сено. Вправо лес; влево… шум уединенная корчма… Где же мой Берна? мошенник!

Иду в корчму – в корчме все пьяно!II Берна пьян! Ну как тут быть?!Он Мардохея от Амана [376]Не мог, бездельник, отличить!Подобный растах [377]не был в плане!Вот я к жиду: Впряжешь ли кляч? –Что ж жид в ответ? – «Ни, шабас, пане!» – О, счастлив тот, кто не горяч!Но если б и его заставитьВ корчме с жидами шабаш [378] править???Я посмотрел бы!!!

День XXXV

В. в. [379], при вверенном мне посте все обстоит благополучно, нового ничего нет.

(Прав. гар. службы)

CCLIII

Я полагаю, что всякий помнит, на чем остановился поход мой во II части, всякий знает причину остановки; и потому, после короткого или долгого времени, я возвращаюсь в стан мой при Козлуджи.

Тихо, не рассекая воздуха, приблизился я к палатке своей. Какой беспорядок во всем лагере! Мои телохранители, мои амазонки, в утренних полуодеждах разбрелись по садам, забыли обязанности и рвение к службе!

Что, если бы во время моего отсутствия из стана толпа гурок явилась в стан? – Достало ли бы во мне души и тела, чтоб отвечать за испуг, слезы, отчаяние, обмороки и за все возможные женские припадки, коим могли бы подвергнуться мои долгополые рыцари? – О!!! – заревел я, как нумидийский лев, и, сломив с головы стоявшего после меня огромного вола рог, затрубил в него тревогу и сбор.

«Женщины! – вскричал я к собравшемуся войску моему и после долгого молчания продолжал: – Ступайте! нет другого слова ни на каком языке, которое могло бы лучше выразить упрек мой.»

«Странно! – сказали несколько удалявшихся с сборного места девушек, – отчего он нам ничего не сказал!»

CCLIV

Приведя в должный порядок благочиние лагеря и разослав по всем частям войска диспозиции на будущий день, я подошел к шатру Царь-Девицы. Близ самого входа…

Я кашлянул и нос утер.Потом лицо и руки вытерИ мыслил: если б в сей шатерДождем упал я, как Юпитер [380],То…

Тут остановился я, вынул карманное зеркальцо и не мог удержаться от смеха.

Я так похож был на Лицо,Шпигованное виноградом,Когда, поднявшись на крыльцо,Оно все занято докладом,Когда на нем так видны: пот,Табак, угри и тьма забот,

так похож был на него, что устрашился самого себя; но, несмотря на это, я двинулся всем своим корпусом вперед, – все забыто!

CCLV

Я не заметил, что сделалось с солнцем: по обыкновению село оно или не садясь, исчезло с неба. Скучная луна ныряла в облаках, как камбала, и, подобно холодному существу, равнодушно смотрела на всё и всех. Не удивительно: давно присмотрелась она на плутни, давно прислушалась к вздохам… пора наскучить!

Между тем, как луна плыла, а звезды строились на небе по данной им в день мироздания диспозиции, – небесного порядка ничто не нарушало, а земной… но на земле другое дело: сегодня не то, что вчера, вчера не то' что третьего дня, и т. д. по бесконечности Невтонова бинома [381].