Их было трое. Черные комбинезоны с плотными капюшонами, лица скрыты респираторами и светозащитными очками. Их место в иерархии Черного ордена выдавали только эмблемы над правым нагрудным карманом комбинезона. У самого младшего — просто белый череп. У второго в группе, Ульриха, — уже на фоне двух параллельных горизонтальных костей. У командира — та же эмблема, но в белом контуре щита. Носить свастики на комбинезонах во время выходов на поверхность штурмовикам было запрещено: конспирация.
Рудель задумчиво стоял у маленького подвального оконца в доме в Большом Кисловском переулке, где они пережидали день. Он вслушивался в вопли раненой вичухи.
— Ульрих, а ты что скажешь? — произнес он после долгого молчания.
— Чушь. Чтобы человек оседлал эту тварь? Да еще и днем?
— Мне что, привиделось это? — раздраженно бросил Ганс.
— Глюки, парень, встречаются чаще, чем люди верхом на вичухах, — сквозь банки фильтров гулко засмеялся Ульрих.
— Вроде бы логично, — кивнул Рудель, — однако вон тот человек. Ползет сюда.
Его бойцы тут же вскочили со ржавой отопительной трубы, на которой сидели, и прильнули к окну.
— Точно, — хмыкнул Ульрих. — Ничего себе! Вот у него кровищи-то, гляньте.
— А что удивительного, если мужик навернулся с такой высоты? — подал голос младший. — Я же говорил!
— Тише ты, не ори! — Средний поморщился. — Хреново, что у него кровь. Стигматы сбегутся.
— Они не терпят дневного света, — возразил старший. — И вичух боятся.
— Угу, только солнце уже через час зайдет, а вичуха, может, скоро издохнет. Слушай, кончи его, пока он сюда не заполз. Беду накличет. Да и на рожу его глянь: то ли пархатый, то ли чурка…
Рудель обернулся и навел темные стекла своих очков на стекла своего бойца.
— Ты что же, хочешь сказать, что недочеловек смог оседлать вичуху, тогда как мы, арийцы, прячемся от этой твари?
— От этих свиней всего можно ожидать. Давай я сам его пристрелю…
— Не факт, что он унтерменш. И надо выяснить, что произошло.
Тем временем мужчина, о котором они спорили, уже карабкался по небольшому склону к подвалу, в котором прятались штурмовики. Протянув правую руку к небольшому чернеющему окошку подвала, он простонал:
— Помогите!
— Откуда он знает, что мы здесь? — испуганно прошептал Ганс.
Рудель вытянул руки из узкого окошка и, дотянувшись до пострадавшего, схватил его за ладонь.
— Ульрих, ну-ка помоги.
Тот подчинился и схватил незнакомца за вторую руку, после чего страдальца втащили в подвал, и тот с жутким стоном рухнул на пыльный грязный пол.
— Ты кто такой? Откуда? — строго спросил Рудель, склонившись над ним.
— Помогите! — вновь простонал в ответ тот.
— Мы не помогаем кому попало. Кто ты и откуда?
— Помогите!
— Есть только один гарантированный способ, — усмехнулся Ульрих, тыча в голову раненого стволом автомата. — Бац, и все.
И вдруг они услышали продолжительный свист, низкий и вибрирующий.
— Твою мать! — прорычал Рудель. — Этого нам еще не хватало!
— Что это такое? — Ганс испуганно крутил головой, глядя то на одного своего товарища, то на другого.
— Стигмат, — мрачно отозвался Ульрих. — Я же говорил.
— Ганс, — приказал Рудель, — смотри за этим калекой. Ульрих, за мной. Тут, кроме этого окна, в подвал только один вход. Надо успеть туда раньше, чем тварь войдет. Там ее и встретим.
Рудель передернул затвор автомата, поднял очки на лоб и нырнул в темноту подвального коридора. Ульрих последовал за ним.
Ганс нервно расхаживал вокруг незнакомца, беспомощно лежащего на полу.
— Какого хрена ты вообще сюда приполз? — зло говорил он. — Как тебя угораздило оказаться на поверхности, без маски, без очков, без комбинезона? Откуда ты такой вообще взялся?!
— Послушай. Мне… надо сказать тебе что-то важное, — тихо простонал незнакомец.
— Чего? — раздраженно переспросил штурмовик.
— Очень важно… Надо сказать… Тайна… Есть… Как… — шепот раздавался все тише.
— Чего ты там бормочешь? — сквозь раздражение в голосе Ганса сквозило любопытство.
Он встал на одно колено и брезгливо приблизился ухом к лицу незнакомца, чтобы лучше его расслышать. Внезапно тот с невероятной силой и быстротой схватил штурмовика одной рукой за горло, а другой за затылок и прошипел:
— Не сопротивляйся!
Стоя возле узкого входа, Рудель осторожно осветил фонарем соседнюю секцию подвала. Бояться того, что стигмат заметит свет, не стоило: у этих тварей не было глаз, хотя особая форма зрения имелась. Эти мутанты испускали звуки и ловили их отражение сонарами в лобной части своей жуткой головы. Когда-то так «видели» летучие мыши. Отраженный звук рисовал для стигмата четкую картину того, что находилось впереди, причем по характеру отраженного сигнала он мог безошибочно определить, что есть крепкая каменная твердь, а что — мягкая живая плоть. Но эти твари не переносили ультрафиолета и, попадая под солнечные лучи, получали страшные ожоги. Люди часто замечали на темно-серых с красноватым отливом телах стигматов эти ожоги и незакрывающиеся язвы. Видимо, из-за этого твари и получили свое название, хотя, конечно, была еще одна причина…