Странник

— Ты сожрать это не хочешь?! — рявкнул Волк. — Кто еще не знает, что я сигаретного дыма не выношу, а?!

— Простите, господин гауляйтер, — пробормотал штурмовик. — Очень захотелось. Нервы…

— У тех, кто служит в штурмотрядах, должны быть не нервы, а стальные тросы, мразь!

— Больше не повторится, господин гауляйтер!

Волк еще какое-то время сверлил его злым взглядом, затем швырнул окурок подальше и отвернулся. Штурмовик тут же кинулся за сигаретой — в нынешних условиях эта отрава сделалась настоящей роскошью.

Пройдя мимо отряда бойцов, гауляйтер остановился, когда в проходе показалась громадная фигура Бормана.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Волк.

— Господин гауляйтер, эти придурки хотят ближе к нему подойти.

— Мой фюрер, это опасно! — воскликнул за спиной Гейдрих.

Волк вздрогнул и обернулся. Прямо к нему шагал сам рейхсканцлер.

— А кто-то считает меня трусом? — тонко и мерзко, будто вели гвоздем по стеклу, взвизгнул фюрер.

Волк отдал честь. Глава Рейха сухо кивнул, встал рядом, нахмурился, напрягая зрение и вглядываясь в толпу тех, кто его предал.

Руководство Четвертого рейха так и не решилось начать карательную операцию: все упиралось в ограниченные человеческие ресурсы. Стоило сейчас спустить на толпу СС или штурмовые бригады, и полягут не только бунтовщики. А ведь у штурмовиков наверняка есть родные среди мятежников… Плюс к тому — в уме надо держать и враждебное окружение. Всюду ростовщические режимы генетически сомнительного происхождения, всего в двух станциях — буржуазная Ганза, с другой стороны — заклятый враг фашизма, большевики. Ганс продолжал орать, надсаживая горло. Трудно было поверить, что один человек может одним только красноречием привести людей в такое исступление. Но этот невзрачный, малоприметный штурмовичок вдруг оказался именно таким человеком. Харизматиком, который смог околдовать и подчинить себе толпу. Бешеный. Зараженный.

Пусть эти двое попробуют забрать его, как обещал Волк. Но если не выйдет? Нужен запасной план. И потом, что сталкеры собираются сделать с Гансом? Застрелить его? Схватить? Он же просто натравит на них толпу, и тогда начнется то самое, чего фюрер пытался избежать. К тому же, если этого сталкера — судя по депеше, гражданина Ганзы и члена сталкерского братства, — растерзают у него на станции, может случиться дипломатический конфуз. Это при условии, что фюрер удержится у власти и его еще будут тревожить подобные проблемы. Ведь если бездействовать и дальше, верхушка Рейха забеспокоится. Все эти прихвостни, что его окружают, следят за каждым шагом своего фюрера. Стоит любимому вождю оступиться или проявить слабость — сожрут. Как же рассечь этот узел?

Фюрер вернулся в проход и окинул взглядом столпившихся там людей — эсэсовцев, штурмовиков, руководителей рейхсканцелярии и ждущего ответа великана Бормана.

— Комендант! — позвал он.

— Да, мой фюрер!

— Немедленно убрать посты из туннеля, который ведет в сторону Лубянки. Чтоб ни одного человека не было на пути в туннель. Снимите проволочные заграждения и растяжки.

Комендант вытаращил глаза и огляделся, а затем снова уставился на вождя.

— Как? Но там же Советы!

— Выполнять приказ! — заверещал фюрер. — Даю три минуты!

— Слушаюсь! — Недоумевающий комендант бросился прочь.

— Гейдрих! Эй!

— Да, слушаю, — словно из-под земли вырос тот.

— Возьми за горло этих бездельников из дипломатического корпуса, дай им охрану и немедленно отправь в Полис. Там они должны будут встретиться с представителем большевиков и предупредить их. Писать нет времени, пусть передадут на словах. Запомни, что надо сказать, и вдолби им в головы вплоть до интонации. Мы, Четвертый рейх, верны букве нашего договора с Красной линией о мире и ненападении. Однако группа провокаторов и террористов, желающих войны между нашими великими государствами, подняла вооруженный мятеж. После его подавления часть из них сбежала от нашего правосудия в туннель, и их нападение на пограничников в районе станции Лубянка не имеет никакого отношения к политике и намерениям Четвертого рейха. Это не объявление войны, поскольку банда политических преступников не представляет Четвертый рейх. Мы не возражаем, чтобы, в случае их пленения, судьбу негодяев решал военный трибунал Красной линии. Ты все запомнил?

Гейдрих опешил, и его реакция на сказанное практически ничем не отличалась от недавней реакции коменданта.

— Какое нападение на Лубянку?

— Понимание воли вождя есть акт веры, а не логических умозаключений. — Фюрер хмуро посмотрел на помощника. — Сомневающиеся сейчас стоят там и слушают этого ренегата Ганса. Ты заявил, что штурмовой легион предан нам до конца. А сам?

— Я с вами с самого начала!

Вождь схватил бригаденштурмфюрера за отворот его черного мундира и притянул к себе, вниз.

— Тогда выполняй приказ! — зашипел он. — А поймешь ты все позже.

— Так точно, — неуверенно кивнул Гейдрих.

Проводив его взглядом, фюрер нетерпеливо поманил рукой дожидавшегося своей очереди гауляйтера.