Странник

— Пусть только кто-то отважится прикоснуться к «роллс-ройсу»! — шепнула Барбара. — Стоянка на холме входит в те пять тысяч, которые мы заплатили за эти апартаменты.

— Мне интересно, забрали ли эти скряги кассу, потому что если не забрали, то вода наверняка ее похитит, — фыркнула от смеха Елена.

— Тихо! — крикнула Эстер. — Бенджи, ложись!

— Что мне от этого? — мрачно спросил он, не отходя от окна. — Елена спит со стариком и греет его. А от того толстого слоя пудры, который наложила на меня мисс Барбара, у меня зудит лицо.

— Перестань брюзжать. Мы с Еленой, на крайний случай, сойдем за медсестер, но тебя необходимо было немного отбелить. Конечно, все равно будет всем понятно, что ты не белый, но это хоть что-то может нам дать. По крайней мере, видно, что ты стараешься, а добрая воля и тысячедолларовый банкнот могут далеко привести.

— Снова видно это чудовище на Страннике, — буркнул Бенджи, поднимая голову и смотря в небо. — Быстро вращается.

Елена села на кровати.

— А может быть, мы… — неуверенно начала она испуганным голосом.

— Тихо! — резко сказала Эстер. — Вы должны сидеть тихо, а ты, Бенджи, лезь в постель! Мы должны с пользой истратить те пять тысяч долларов. Когда ты будешь по шею в воде, я разрешаю тебе подать голос, но ни на минуту раньше! Понятно? Спокойной ночи!

Лежа в темноте, Барбара думала об автомобилях, которые мчатся сейчас на север в поисках более безопасного места. Она думала о моторных лодках, которые сейчас свободны мчаться куда угодно. Думала о затопленных ракетах, находящихся в ста пятидесяти километрах отсюда, на мысе Кеннеди…

Старый Кеттеринг тихо застонал и начал что-то бормотать.

Барбара погладила его по сухой, покрытой морщинами щеке, но бормотание не прекратилось. Пальцы, которые он молитвенно держал на груди, дрожали. Барбара опустила руку на пол, достала куклу в черном белье и подала ему. Это успокоило старика. Барбара улыбнулась.

Здание гостиницы продолжало подрагивать.

Салли одела вышитое жемчугом, плотно облегающее ее фигуру вечернее платье, которое нашла в шкафу спальни. Джейк вырядился в темно-синий шерстяной костюм, несколько мешковатый для него. Сейчас он выглядит, как щеголь пятидесятых годов. Они сидели у фортепиано, на крышке которого стояли два бокала и бутылка шампанского.

Комнату освещали двадцать три свечи — все, что Салли удалось найти в этой квартире. Темные портьеры скрывали окна, дверь лифта и балконную дверь.

Через плотные занавеси медленно просачивалась зловещая, пронизывающая до мозга Гостей тишина — она тяжестью ложилась на сердце, сжимала горло, замораживала огоньки свечей. Однако через какое-то время Джейк вырвался из этого завораживающего забвения, сильно ударил по клавишам, и громкий веселый припев рассеял тишину. Салли встала и, ритмично покачиваясь, начала громко и весело петь:

Я девушка в Ковчеге Ноя,
Ты мой старый Король Морей.
Наша любовь больше океана широкого,
Лестницы Иосифа или Арарата высокого.
Ты свил мне гнездышко посреди залива!
Мы любим друг друга и…

Левой рукой Джейк импровизировал аккомпанемент, а правой подал Салли листок бумаги.

— Спой второй куплет, — сказал он.

— О боже, Джейк! — воскликнула девушка. — Тут какие-то ненормальные слова! И как должна я петь эти кляксы?

— Эти ненормальные слова я нашел в интересном «списке самых важных небесных объектов», в одной из этих толстых книг твоего приятеля-интеллектуала. Мы должны создать соответствующее настроение, которое подходило бы к этой новой планете.

— Планеты-шманеты! Как мне это все надоело! Если бы не Хьюго, ты уже давно был бы под водой! Интересно, где он сейчас? Ну, хорошо, Джейк, играй.

Держа листок перед глазами, Салли снова начала извиваться всем телом:

Я девушка в Ковчеге Ноя,
Ты мой старый Король Бурь.
Наша любовь больше, чем все солнца,
Чем Орион или Мессира, сверкающая звезда,
Ты дал мне небоскреб, который задевает верхушки туч,
Мы любим друг друга и…

— Вот это будет бомба! — заливаясь радостным смехом, крикнул Джейк. — Мы соберем за это чудо аплодисменты!

— Да, — согласилась Салли, протягивая руку за бокалом. — Но мне почему-то кажется, что мы будем единственными артистами в холодном, влажном театре.