Похоже, он сделал непростительную глупость, доверившись Тассилону. Нет, возможно, барон – человек слова, и сам он не опасен. Но есть король, да и, как он сам же уже рассуждал, оба они могут проговориться. К чему это приведёт – одному богу известно, а поскольку его нет, то и не известно никому. Кстати, бога-то тут нет, но есть таинственный Создатель, который карал не то что за распространение своего оборудования среди аборигенов, но всего лишь за попытки этих аборигенов построить воздушный шар или самим выдумать огнестрельное оружие. Таким образом, возможно, Богдан уже навлёк на себя и гнев Хозяина данного мира.
«Впрочем, – успокоил себя Богдан, – не паникуй!» Сейчас можно сколько угодно стращать себя возможностью будущих напастей – лучше от этого явно не станет. Если Хозяин не покарал его за месяц торчания во дворце, то вряд ли можно ждать кары в ближайшем будущем. Хотя и совсем расслабляться, разумеется, не стоит.
Надо выпутываться из сложившейся ситуации с наименьшим отрицательным эффектом. А такого можно достичь, если, во-первых, он никому больше не станет рассказывать о «иных мирах» и, самое главное, не станет показывать своего оружия, чтобы не вносить сумятицу и не нарушать «статус-кво» этого мира. Не знают тут ружей и, тем более, лучемётов – ну и пусть остаются в неведении. Ситуации, подобные случаю с Бафометом, само собой, не в счёт: там Богдан защищал, как минимум, свою свободу, и такой «свидетель» уже никому ничего не расскажет.
Нет, не стоило откровенничать с Тассилоном, ох не стоило! Хотя, с другой стороны, барон сразу раскусил его неумение держаться в седле и всё остальное – и что было говорить? Как объяснить рыцарские доспехи – и пострадавший от верховой езды зад? Ну, и так далее. Это в совокупности с узнанным гербом Баффомета вызывало подозрения, которые с большой степенью вероятности могли привести Богдана в темницу. Сейчас, по крайней мере, он не настолько явный пленник и даже готовится выполнять весьма почётную секретную миссию, что сулит приключения и расположение короля в случае удачи. Правда, эту удачу ещё следовало схватить за хвост: дорога ко двору князя Болеслава не обещала оказаться лёгкой и короткой, и невозможно предсказать трудности, которые могли в изобилии встретиться на пути.
– Ладно, – пробормотал Богдан, – держи хвост пистолетом. Не умирай, пока живёшь, как говорится. От динозавров ушёл, и тут попробуем!
Он вернулся к столу и хотел было вновь взяться за чтение, но во дворе замка зазвучала музыка, и Богдан подошёл к окнам посмотреть.
На внутренней площади замка играл целый оркестр из труб, барабанов, каких-то смычковых и щипковых инструментов, а на сколоченном помосте – и как его так быстро сварганили? – уже выгибались артисты в пёстрых костюмах. В стороне горел костёр, где на огромном вертеле жарилась туша – ну прямо как на картинках. Впрочем, всё вокруг было, словно на картинке из учебника истории, воплощённого неизвестным режиссёром в замечательно реалистичном кинофильме под названием «жизнь».
И у этой жизни оказалось куда больше граней – как в переносном, так и в прямом смысле.
Глава 18
Празднество во дворе, дразня Богдана, продолжалось до позднего вечера. Два раза слуги приносили ему еду, но никто кроме них его не посетил. Во второй раз на серебряном блюде страж доставил большой кусок ещё горячего жареного мяса – очевидно, Тассилон вспомнил о своём «секретном пленнике». Такое внимание Богдана порадовало. И хотя мясо было по меркам человека двадцатого века жестковато и не до конца прожарено, он с удовольствием уплёл обед, запивая его кисловатым красным вином.
В этот день его ещё раз посетили только слуги, менявшие «парашу». Почтительно кланяясь, они принесли другой бачок, развесили пучки свежих благовоний и дополнительно – ароматические лампадки.
Читалось совершенно плохо – довольно косноязычные тексты описаний путешествий за море и в предгорья Южных Безвоздушных гор уже навевали скуку. В довершение всего, когда стемнело, в небо над замком взвились ракеты и загремели петарды, словно издеваясь над томившимся в одинокой келье Богданом. На площади веселилась публика, горели костры, без перерыва играли музыканты и танцевали пары, выписывая замысловатые движения.
Грохот «потешных огней» был весьма сильным и продолжался долго, так что Богдан, раздражённый сидением взаперти, даже пробормотал: «Создателя на вас нет – куда он смотрит?»
В конце концов, Богдану надоело созерцать фейерверки через наглухо закрытое окно, и он завалился спать. Но сон шёл плохо – сказывалось возбуждение и обалдение от ничегонеделанья и хождения из угла в угол. В конце концов, он всё-таки забылся неспокойным сном, в котором всё время казалось, что кто-то ломится в дверь, пытаясь выбить хлипковатую внутреннюю задвижку, предусмотрительно закрытую. Но в дверь никто не ломился: каждый раз, просыпаясь с лучемётом в руке, Богдан убеждался, что это доносятся звуки со двора – праздник продолжался.