Странник поневоле

Последний раз, когда Богдан посмотрел на часы, было половина третьего ночи. В это время шум стал стихать, и он решил, что наконец-то удастся уснуть спокойно. Однако ещё часа через пол дрёму прервал теперь уже настоящий стук в дверь.

Тихо чертыхаясь, с оружием в руке, Богдан прошлёпал по шкурам, покрывавшим каменный пол, к двери и прислушался. Стук повторился – тихий и неуверенный.

– Кто там? – чуть хрипло поинтересовался Богдан.

– Барон, откройте, это я! – ответил женский голос.

«Какой-то подвох?» – спросил сам себя юноша, но щеколду отодвинул, пряча за спиной руку с лучемётом и сам прикрываясь дверью, поскольку на нём было лишь полотняное бельё, напоминавшее земные кальсоны.

В неверном свете ночника и более яркой лампы, горевшей в коридоре, он увидел юную баронессу Феофану. В платье из блестящего материала, с распущенными и перехваченными широкой золотистой лентой волосами она казалась ночной феей, выступившей из мрака. Больше в коридоре никого не было – даже стража куда-то исчезла.

Богдан вытаращил глаза, не находя слов.

– Барон, похоже, вы мне не рады?! – Феофана сделала обиженное лицо, надувая губки, и только тут землянин понял, что она изрядно пьяна.

«Пьяная женщина – ангел в постели», – вспомнилось ему когда-то слышанное выражение.

– Что вы, баронесса, как можно, – пробормотал он, стараясь непроизвольно сдержать плотоядную ухмылку, растягивавшую рот до ушей. – Весьма рад такому неожиданному визиту в мою скромную обитель. Однако прошу меня простить – я не успел одеться…

Феофана махнула рукой, решительно входя в комнату:

– Что за вздор вы говорите?! А что вы там прячете за спиной?

– Ровным счётом ничего! – осклабился Богдан, показывая пустые руки: он успел засунуть лучемёт за пояс своих подштанников, и ствол оружия сейчас приятно холодил ему правую ягодицу, что почему-то только стимулировало желание.

– Ну так обнимите меня! – потребовала баронесса, делая шаг к нему и прижимаясь всем телом. – Не поверю, что вы этого не хотели!

– А я и не убеждаю вас… – пробормотал Богдан, хватая пошатывающуюся девушку.

Сквозь мягкую и не слишком толстую ткань он ощутил молодое упругое тело. Одновременно жаркие губы баронессы, опережая всех и вся, нашли рот юноши.

«Чёрт побери, – подумал он, – ради такого стоило не выспаться!»…

Часа через два, когда за окном уже брезжил рассвет, Феофана уснула. Сам Богдан всё ещё балансировал на грани провала в сон и ещё не до конца растраченного желания. Усталость и недосып принуждали его забыться приятным покоем сна, но сладостное присутствие рядом красивой юной женщины побуждало вновь и вновь заниматься любовью. Но Феофана уснула и, несмотря на готовность ещё какое-то время продолжать доставлять себе и женщине удовольствие, Богдан, прикрыв отяжелевшие веки, откинулся на спину.

Воздержание, как бы то ни было, вещь полезная. Оно позволяет не пресытиться довольно долго и по-настоящему оценить минуты наслаждения, выпадающие после череды дней, когда о таковых думать не приходится.

Богдан не мог сказать, что до минуты, когда он отворил дверь и увидел юную баронессу на пороге своей формальной тюрьмы, он сильно страдал от длительного отсутствия женщин. Уже почти три месяца он не то что не обнимал – просто не видел особ противоположного пола (впрочем, как и людей вообще). Но всё это время он был переполнен эмоциями и заботами, зачастую его жизнь находилась в опасности, и думы о женщинах если и посещали его, то весьма абстрактно, не вызывая нервного напряжения муками невозможности заняться любовью.

Сейчас же, когда женщина – и какая! – сама прыгнула к нему в постель, природа и молодость взяли своё, и Богдан даже сам немного себе удивился.

«Да, – снова подумал он, уже засыпая, – да! Уже хотя бы ради такого стоило найти ту железяку в груде мусора! Что бы там ни было…»

Разбудил его стук в дверь, и Богдан увидел, что в стрельчатые окна комнаты уже вовсю светит солнце. Тонкое шерстяное одеяло сползло на пол, а сам он и Феофана, уткнувшаяся лицом в подушку, спали совершенно голые.

Богдан, продирая глаза и пытаясь смочить слюной пересохший рот, тем не менее, залюбовался девушкой. Каскад чуть вьющихся длинных тёмно-золистых волос опускался ниже пояса. Сквозь эту «занавесь» проступали выпуклые ягодицы, переходившие в длинные, пропорциональные ноги. Конечно, по меркам современной Богдану Земли, тело баронессы было слишком белым – похоже, здесь не злоупотребляли загаром, но оно было прекрасно.

В дверь снова негромко, но настойчиво постучали. Богдан встал, глотнул остатки вина из кубка и негромко, чтобы не будить Феофану, поинтересовался, кто его беспокоит.

– Барон Богдан, что вы в самом деле! – прозвучал из-за обитого железными полосами дерева голос Тассилона. – Вы обычно встаёте раньше…

Богдан взглянул на руку, но часы он снял ещё ночью и не знал, сколько сейчас времени. Затем он оглянулся на спящую Феофану: можно ли сейчас открывать барону? Но и не открывать было бы странно. Не в том он положении, чтобы не впускать своего благодетеля, можно сказать.

«Будь что будет», – решил Богдан.