И вот, как будто этого мало, появился он. Падре Чезаре. Рафаэль замечал, как на него смотрит Анжелика, когда этот «святой отец» стоит в церкви, разводит свои бла-бла-бла о прощении и покаянии. Как будто он действительно был кем-то важным. Как будто он, Рафаэль, не её муж, не единственный, кому она должна принадлежать. Нет, она смотрит на этого ублюдка в рясе, как будто тот единственный человек в её жизни, кто её понимает. И не просто смотрит, а смотрит с похотью, с диким желанием. Или у него, мать вашу, галлюцинации.
Рафаэль сжал зубы, чувствуя, как в голове поднимается тёмная волна. Он бы разорвал Чезаре на месте, только бы уничтожить этот блеск в глазах Анжелики. Чтоб она знала, на кого ей можно и нельзя смотреть.
С каждой новой мыслью о Чезаре его ярость становилась всё более невыносимой. Этот проклятый падре. Человек без лица, без истории, но с каким-то странным, леденящим взглядом, которым он так часто окидывал Рафаэля, будто видел его насквозь. Как будто знал о нём всё. Рафаэль чувствовал, что за этой маской смирения и святости прячется кто-то другой, и эта мысль свербила в его мозгу, не давая ему покоя.
Прошло несколько недель с тех пор, как Рафаэль отправил Мауро, своего единственного человека, который умел оставаться незамеченным и приносить интересные новости. Рафаэль не мог доверить это никому другому. Мауро был не просто подчинённым — он был его "Тенью". Человеком, который всегда оставался незамеченным и тихим, но знал, как выудить правду даже из самых упрямых ублюдков. Если кто-то и мог вырвать секреты из закромов Конгрегации Священной Истины — высшего органа духовенства, который, словно паук, держал в своих сетях информацию о каждом священнике, — так это был Мауро.
Рафаэль был готов на всё, чтобы узнать правду о Чезаре. Платить, угрожать, давить на слабых и шантажировать сильных. Лишь бы добыть эту истину, которая свербила в его сознании, как гвоздь, забитый прямо в мозг. Какого чёрта этот "священник" понадобился Анжелике? Что она видела в нём? И почему, при каждом взгляде на этого ублюдка, у Рафаэля внутри начинало клокотать животное, бешеное желание уничтожить его? Взгляды Анжелики, украдкой брошенные на падре, её бледное, загадочное лицо… Нет, он не мог это терпеть. Он не мог позволить, чтобы какая-то хрень в рясе нарушала его контроль.
В конце концов, через несколько дней, когда его терпение уже было на грани, Мауро вернулся. Рафаэль заметил его в дверях, и сердце его резко забилось: он знал, что Мауро пришёл не с пустыми руками. В руках "Тени" была тонкая, казалось бы, непримечательная папка. Но Рафаэль чувствовал, как напряжение внутри него усиливается с каждым шагом Мауро по комнате. Внутри этой папки было нечто весьма интересное.
Мауро молча положил досье на стол и, как всегда, растворился в тени, оставив Рафаэля наедине с его одержимостью. В комнате повисла тишина — густая, тягучая, как мёд, и невыносимая, как яд. Только его собственное дыхание, тяжёлое, резкое, вырывалось в пространство.
Рафаэль провёл пальцами по обложке папки. Он мог бы поклясться, что чувствует её пульс — как будто эта бумага была живой, как будто она трепетала под его ладонью, обжигая, подчиняя его себе. Он откинулся назад в кресле, закрыв глаза на мгновение.
Открыв глаза, он резко распахнул папку и начал просматривать страницы. Бумага, по которой мимо мелькали строки. Даты, названия городов, формальности, сухие факты — он пробегал по ним взглядом, не замечая ничего, не задерживаясь, будто был зверем, чующим добычу и готовым ждать сколько угодно ради финального броска. В его сознании пульсировала единственная мысль:
И вот он наткнулся на фотографию.
Его дыхание резко остановилось. Лицо на снимке — лицо настоящего падре Чезаре. Мужчина лет пятидесяти, с усталым взглядом и тяжёлыми веками. Такой священник, возможно, и мог бы завоевать доверие горожан, но этого человека Рафаэль никогда не видел в жизни. Этот человек —