Странники поневоле

— Не волнуйся, Посланник, если бы Хрохан захотел убить их, он сделал бы это сразу — значит, люди ему зачем-то понадобились. И я догадываюсь зачем… Ну что же, это немного поменяет наши планы, но зато теперь мы точно узнаем, где притаился лич, — Магистр повернулся к ученику — Карр, как только Уаддр обнаружит убежище Хрохана, пусть сразу же возвращается назад — у него будет много работы.

— Слушаюсь, Мастер, — Карр беззвучно исчез в темноте тоннеля…

10. Погоня

В свете ущербной на три четверти луны степь лениво перекатывалась серыми волнами ковыля. Со всех сторон доносился тихий шорох, напоминающий шипение убегающей сквозь крупную гальку воды, который ещё больше усиливал иллюзию того, что находишься на берегу дремлющего мрачного океана. А над головой по всему небосводу мерцали холодным светом россыпи звёзд, ярких и едва заметных глазу, лишь на востоке слегка прикрытые далёким горным хребтом — словно беспечная Царица Ночи потеряла свой чёрный шарф и он протянулся узенькой неровной полоской от края до края.

Колдун сидел прямо на земле, ещё тёплой после полуденного зноя, наслаждался терпкими ароматами степи и неспешно перебирал чётки. Только днём можно почувствовать дух свободы бескрайней равнины и только ночью можно узнать, чем она наполнена. Запомнить её ровное дыхание, пропитаться насквозь звуками и запахами, раствориться без остатка в тишине, а затем воскреснуть вновь… И тогда, как бы ни била тебя судьба, куда бы ни забросила, ты обязательно в шёпоте листвы чужих лесов узнаешь голос вольного ветра степи, а в медвяных ароматах чужих цветов заметишь запах полыни, и даже на плахе останешься по-прежнему свободным. Но для этого нужно родиться здесь. Так было всегда и так будет вечно…

Все двадцать девять костяшек с изображениями духов-покровителей одна за одной медленно перетекали через ладонь колдуна, скользили по тоненькой жилке и сухо щёлкали, пристраиваясь в конец очереди на следующий круг. И также неторопливо блуждали мысли чародея кара-маулей вокруг сегодняшнего разговора с главой племени…

Отряд вернулся на рассвете. Колдун пришёл в шатёр, когда десятник уже успел подробно рассказать о рейде в земли гауров. Чужак не обманул — со стороны гор напасть можно легко и взять хорошую добычу почти безнаказанно. Глаза хана лихорадочно блестели в предвкушении скорого похода, наконец-то он соберёт все подвластные племена и осуществит мечту прадеда. О, упоительные мгновения долгожданной мести! С каким наслаждением он будет рубить и резать всех гауров, без разбора, и смотреть как дымится свежая кровь на кривом клинке! Ничто так не возбуждает, как мучительная смерть врага на глазах его собственной родни. А потом наступит очередь женщин — каждый воин получит достойную награду…

— Я доволен, десятник! — хан одобрительно похлопал командира по плечу. — И всегда держу слово, теперь Гата твоя. Слышишь, колдун? Твоя дочь теперь принадлежит ему!

Чародей хмуро кивнул. Перечить вспыльчивому сверх меры вождю опасался даже он. Сейчас уже никто не догадывается, как хан занял место своего мудрого отца — для всех совсем ещё не старый воин тихо умер во сне. И только колдун знал наверняка, что его задушил собственный сын: накинул кожаный ремешок и затянул с такой силой, что сломал родителю кадык. Может, как раз потому своих наследников нынешний вождь отослал подальше — правят оба небольшими племенами-вассалами, где и войска-то больше двух-трёх сотен не наберётся.

Совсем рядом промелькнула в воздухе быстрая тень. Это ж надо, куда забралась на охоту степная сова! Что-то не припоминал колдун, чтобы ночная хищница улетала так далеко от дома — гнездились-то ушастые птахи возле самых гор, в пойме небольшой речушки. Не иначе, нужда заставила и в чистое поле привела, а стук чёток большеглазая с мышиной вознёй спутала. Много тут в этом году этих проворных грызунов и жирные все, словно суслики. Чародей посмотрел на белевшие в лунном свете костяшки — да, хороший мастер был, ничего не скажешь. Поди истлели уже и кости его в земле, и за столетия имя крепко забыто, а вещь, созданная умелой рукой, до сих пор живёт, напоминает настойчиво о резчике-искуснике.

Колдун тяжко вздохнул. А кто вспомнит о нём, когда предки позовут в последнюю дорогу? Некому продолжить род, некому беречь нелёгкое искусство волшбы — не даровали духи-хранители сына, а теперь хан и дочь забирает… Да и какой от девки прок, если колдовской наукой заниматься положено мужчине? Хоть и обучил он Гату тайком некоторым полезным заклинаниям, но ни за что не поставят кара-маули женщину на шаманство. Придётся брать ученика со стороны, потому как время неумолимо несёт чародея к концу пути, и надежды на появление наследника совсем не осталось. Состарилась жена — куда ей рожать, если за хозяйством следить не успевает. А закон суров: только раз в жизни дозволено колдуну привести женщину в дом…

Хан отпустил обласканного десятника и тут же разослал гонцов во все стороны обширной империи: к родственным племенам и к данникам — с новой луной войско должно собраться возле гор.