«Странники» Судоплатова. «Попаданцы» идут на прорыв

– Верная Рука Пять вызывает Зоркий Глаз Два! — забубнил голос в наушнике. Я сам мало что не офигел, когда первый раз читал книгу позывных! Явно составлял большой поклонник Карла Мая[46], а я ведь вырос на фильмах про Виннету и его американского друга Верную Руку, которые частенько крутили в гарнизонном клубе, благо на немецкой «Дефе»[47] их снимали. Впрочем, насчет последнего я не совсем уверен — может, и на какой другой киностудии, но немецкой — это точно. А «в Койке Митрич», как шутливо называли исполнителя главной роли, так и остался для меня идеалом киношного индейца. Поговаривали, что эти книжки очень нравились Гитлеру в детстве, но я в это не очень верю.

Из чистого хулиганства я ответил хрестоматийной фразой:

– Приветствую тебя, мой бледнолицый брат!

– Виннету, ты ли это?! — Немец оказался с чувством юмора и шутку подхватил. — Мы двигаемся на северо-восток, но краснокожих пока не видно!

– Понял тебя, Верная Рука Пять, наши слухачи не спят, если что — сообщим.

– Хорошо бы, а то в этих дебрях дивизию можно потерять. — Несмотря на помехи, недовольство в голосе собеседника слышалось более чем явно.

– В следующий раз, Верная Рука, я попрошу красных начать передачу, например, на Александер-плац.

– Оттуда не стоит — не успеем доехать. Мы согласны на Минск.

– Я попробую договориться.

Собеседник хохотнул:

– Спасибо за заботу, Зоркий Глаз!

– Удачи вам! Отбой.

– Да, удачи нам!

Поправляю на голове фуражку и делаю так, чтобы наушник гарнитуры «нашей» рации поплотнее сел на левое ухо. Да, я так и еду с двумя гарнитурами на башке, причем ни фига меня это не смущает — разглядеть тоненький ободок «вертексовского» наушника тяжело даже в упор, а мне морочиться не надо и оба диапазона под присмотром. Тангентой щелк, и командира вызвал:

– Фермер — Тотену!

– В канале.

– «Грибники» дошли до болота.

– Принято.

И все, больше никакой болтовни. Все потому, что детали предстоящего бегства мы обговорили раз десять, не меньше. И то, что мы услали самых ближних, злых и подвижных врагов в дремучие белорусские чащи, было существенной частью плана. «Гроссдойчланд» действительно элитная часть, что выражается хотя бы в том, что маршевые пополнения большинства других пехотных дивизий немецкой армии до фронта добираются на своих двоих, вроде как те бедолаги, понуро пылящие сейчас по обочинам рядом с нами. А «великогерманцы» пользуются недоступной простым пехотинцам роскошью в виде персонального транспорта. У той роты, что щедрое командование послало в поддержку пеленгационной группе, целых восемь грузовиков! И теперь они, нелестно отзываясь о начальстве, передавшем их в распоряжение спецуры, и кляня саму спецуру, проклятые русские болота, комаров и бог весть что еще, катаются по махонькому такому пятачку в пятьсот с лишним квадратных километров болот, рек, речек и ручьев, а на подмогу им пешим порядком срочно выдвигается еще одна рота из Кличева. Приятно, черт подери! Если бы еще на это шоссе можно было бы авианалет вызвать, я бы совсем счастливым стал! Образ нескольких десятков серебристых СБ с красными звездами на крыльях, пикирующих на запруженную немецкими войсками дорогу, встал перед глазами. Но чего нет, того нет. До ближайшего нашего аэродрома километров триста, если я правильно понимаю текущую обстановку на фронте. И самолетов у нас маловато осталось… Ну ничего, фрицы! Мы-то пока живы, так что сюрпризы вас ожидают пренеприятнейшие!

Вспомнилось, как в деревеньке мы трупы убитых прятали. Не в самой, конечно. В лесу, причем далеко — километрах в двух. Дольше, конечно, но из конспирации чего только не учудишь. Для экономии времени их мотоциклом таскали. Тросом за ноги привязывали, так и буксировали. Меня, когда в первый раз Люк с таким грузом по лесной дорожке навстречу проехал, даже передернуло. Все-таки не стоит так-то… Но это я в тот момент еще в деревню не пришел. А как Антона, окровавленного и без сознания, увидел — словно отрезало. Да и командир объяснил, что когда тела попробовали сверху нагрузить, то получилось, что больше трех зараз не увезешь — на колдобинах и косогорах сваливаются. А тут по пять увязывать получалось. Так что сейчас я от терзаний избавился и только о том и думаю, как им, правильным и европейским таким, побольше пакостей устроить.

…Еще часа полтора мы двигались в нужном направлении, варьируя скорость от полной неподвижности до «сумасшедших» десяти километров в час, пока наконец не застряли. Я даже в встал в кузове и, вооружившись биноклем, принялся вглядываться в происходящее впереди. Насколько хватало глаз, пятнистая лента запрудивших шоссе колонн оставалась неподвижна. Причем вдалеке, километрах эдак в трех, уже и пыль, непременный спутник всех передвигающихся по здешним дорогам, успела осесть, что могло значить только одно — встряли мы надолго.

– Господин обер-лейтенант! Господин обер-лейтенант! — окликнул меня незнакомый голос.