Странники войны

– Одежда у нас будет. Все зависит от нас самих. Только условие: в любой ситуации действовать решительно. Все равно побега этого фашисты нам не простят. Поэтому держаться до конца, до последней возможности, ясно?! Вслед за тобой еще кто-либо собирался прыгать?

– Стоял парень, готовился. Но, слышишь, немцы все еще палят. То ли не повезло ему, то ли не осмелился.

– Это его дело. Его судьба. За мной!

Рядом призывно манила к себе черная полоса леса, но Беркут понимал, что уже через час-другой этот лес, особенно если он небольшой, может быть намертво оцеплен постами. Искать их бросятся прежде всего в этом направлении, в этом лесу.

Долго убеждать ефрейтора не пришлось. Благоразумно положившись на партизанский опыт лейтенанта, Арзамасцев молча последовал за ним через дорожное полотно, через каменистое, к тому же усеянное пнями поле, через болотистую низину…

Нога у Кирилла постепенно расхаживалась, и, чувствуя это, лейтенант все ускорял и ускорял темп, временами переходя на бег, стараясь уйти как можно дальше от дороги, от того места, где овчарки могут напасть на их следы.

У ручья они даже изменили направление и долго брели каменистым руслом вверх по течению, как бы возвращаясь назад, что должно было окончательно сбить с толку преследователей.

– Как думаешь, это еще Польша или уже Германия?

– Хотелось бы верить, что еще Польша, – неохотно ответил Беркут, еле сдерживая дрожь. Холод пронизывал насквозь, ревматически просверливая каждую его косточку. Казалось, от него нет спасения, а потому все их бегляцкие скитания бессмысленны.

– Собственно, один черт. Что перед теми нагишом представать, что перед этими; что перед людьми, что перед Богом.

– Ничего не поделаешь, такова цена твоей свободы.

42

О существовании на Скале Любви шалаша Мария-Виктория не знала. Его появление настолько поразило княгиню, что какое-то время она стояла возле него, словно заблудившийся в южноамериканских джунглях конкистадор, внезапно оказавшийся перед пустующей хижиной аборигена.

– Так это и есть ваше ранчо, синьора? – заглянул внутрь пристанища Сильвио Пореччи.

В своих мокрых купальных одеяниях они все же больше напоминали не столько конкистадоров, сколько аборигенов-молодоженов, которых, после всех полагающихся ритуальных веселий и танцев, отвезли на необитаемый островок, где их ждала собственная хижина. Оставалось выяснить, насколько она приспособлена к жилью. И еще: выселение на островок – это награда раем или же, наоборот, изгнание из библейского племени?

– Все, что появляется на этом островке, так или иначе становится моим, – несколько растерянно объяснила княгиня, втискиваясь в узкое отверстие рядом с капитаном. Само строение оказалось довольно просторным и даже «двухкомнатным» – в конце шалаш поворачивал чуть влево, создавая отсек, в котором можно было спрятаться, если ветер ударит прямо по «двери».

– В таком случае, следует понимать, что хижина в вашем полном владении? Как и весь островок?

– Не уподобляйтесь юристам.

– Если бы уподобился, сразу же принялся бы выяснять, кто стоит за вами. Чьи деньги и чьи интересы?

– А вы, оказывается, обычный самоубийца.

Пореччи оскорбленно покряхтел.

– Но хижина-то, по крайней мере, ваша?

– Работа Морского Пехотинца.

– Что остался на яхте?

– Это он наведывался сюда несколько дней подряд, создавая сие чудо меланезийской архитектуры.

– Считая, что Скала Любви еще может пригодиться ему. Впрочем, как и нам.

– Можете в этом не сомневаться, – деловито заверила его Мария-Виктория.

Хижина была довольно высокой, и княгиня продвигалась по ней, едва пригибаясь. К тому же изнутри она представлялась намного просторнее, нежели казалось, когда осматриваешь ее снаружи.

«И совершенно не видна ни с виллы, ни с “крейсера”, – отметила про себя Мария-Виктория. – Интересно, для кого она в действительности создавалась? Неужели для этого капитана? Не похоже. Но тогда… Для меня? Для сержанта? Для нас обоих? Ну, это уж слишком, – возмутилась Сардони. – Я не давала для этого никакого повода».

Правда, однажды Шеридан заметил, что неплохо бы соорудить на островке миниатюрный замок, в котором можно укрываться в случае нападения на виллу. А в мирное время он мог бы служить достопримечательностью для соскучившихся по романтике гостей. И тогда она поддержала эту сумасбродную идею. Очевидно, следует понимать так, что хижина – первая попытка подобного «средневекового зодчества».

«И все же: я не давала ему никакого повода строить свои дикие хижины вместе с не менее дикими иллюзиями!»

– Этот ваш «флотоводец» с крейсера «Италия», он что, действительно утаил нечто такое, что все еще заставляет вас относиться к нему с душевным трепетом?

– Я никогда не относился к нему с «душевным трепетом», – удивленно заверил княгиню Сильвио Пореччи.

– Вы отлично поняли, что я имела в виду, капитан.

– Считаете, что нам следует сужать круг людей, владеющих тайной сокровищ Роммеля?

– Когда вы задаете подобные вопросы, то начинаете безбожно нравиться мне, – мягко улыбнулась Мария-Виктория, в последний раз окинув взглядом зияющую прорехами крышу «спальни» хижины Морского Пехотинца. – Безбожно.