Странники войны

Гиммлер потянулся за папкой и несколько минут сосредоточенно изучал имеющиеся в ней бумаги: инструкцию по использованию аппарата для стерилизации; отчеты о проведенных опытах, советы психолога относительно того, как вести себя медику при заполнении анкеты, и работы с рентгеновскими лампами, чтобы «пациенты» не догадывались, что в это время производится «терапевтическая операция»; инструкция о методах наблюдения за стерилизованными... Аккуратно, скрупулезно, педантично... а главное, довольно убедительно.

— Хотите еще что-либо добавить к написанному здесь? — неожиданно спросил Гиммлер настороженно приумолкнувшего гения от рентгенокастрации.

— Только то, что эти аппараты вполне можно использовать и после войны, стерилизуя умственно и физически неполноценных, венерических больных и вообще решая глобальные проблемы человеческого народонаселения. Этот аспект важен, поскольку способен оправдывать наши опыты с гуманитарных позиций всемирной медицины.

— Не слишком ли тщательно мы заботимся об оправдании наших поисков и усилий, доктор Брак? — отрубил рейхсфюрер, жирно выводя на первом листке наискосок: «Немедленно ввести в действие! Оказывать всевозможную организационную и техническую помощь. Гиммлер». — Не слишком ли старательно изыскиваем оправдания всему тому, ради чего начали нашу борьбу? Разве не в этом наша слабость?

— Я всего лишь разбил время стерилизации на два периода — военный и мирный — каждый со своей спецификой.

— ...В то время, — не слышал его оправдания Гиммлер, — как не мы перед миром, а мир перед нами должен оправдываться. Поскольку достался нам в столь несовершенном и неполноценном виде. Поэтому вся наша борьба, все наши жертвы — ради того, чтобы сделать его физически и нравственно чище. Облагородить пламенем арийского духа.

— Пусть эти слова, господин рейхсфюрер, услышат не только наши соратники, но и наши враги.

— Но прежде всего соратники, — угрожающе уточнил рейхсфюрер.

49

Вино было настолько приятным, что Скорцени с тревогой проследил, как Великий Зомби наполняет им свой бокал уже в третий раз. Однако из деликатности, а также из осознания того, что имеет дело с «фюрером», в открытую противиться уничтожению сладострастного напитка не стал.

— Если бы вы не задали свой вопрос столь прямолинейно — «Кто сейчас правит Германией?» — я бы поведал вам еще об одной мадам, которая выдавала себя за королеву Марию-Антуанетту[80] ... Как всякий профессиональный рассказчик, я не терплю, когда меня сбивают с повествовательного настроя. Тем не менее отвечу столь же прямо: правит фюрер. А вот кого у нас принято считать фюрером — я уже объяснял.

— В общем-то мне приходилось слышать от одного старого партийца... В разговоре под такое же хорошее вино... Что будто бы Гитлера отравили, — Зомбарт зябко поежился, осмотрелся по сторонам и выжидающе уставился на штурмбаннфюрера из Главного управления имперской безопасности. Но тот оставался невозмутимым. — Когда же поняли, что Германию может захлестнуть великая смута, назначили править его двойника[81]. Ни я, ни тот, третий, что сидел с нами, не поверили ему. Тем не менее через неделю этот старый национал-социалист скончался в камере гестапо, во время допроса. Оказалось, что у него были очень слабые легкие.

— Посвящать в такие истории людей со слабыми легкими не стоит — тут я с вами совершенно согласен. Тем более — в присутствии третьего. Теперь вы понимаете, почему нас только двое?

— Значит, в его рассказе есть хоть что-либо от правды?

— От правды там может быть или все, или ничего. Поэтому остановимся на том, что партиец поведал вам одну из легенд. У меня ведь тоже не самые крепкие легкие в империи. Однако лично вас подобные вопросы занимать не должны. С сегодняшнего дня вы — фюрер. Эсэсовцы, которые расстреливали вас, завтра же будут отправлены на фронт со строжайшим приказом: «Забыть и молчать!» Да и профессор Брофман тоже, говорят, соскучился по своим лагерным друзьям. Те четверо, что будут обслуживать и охранять вас в охотничьем домике и «лесном дворце», — немы и слепы. Вы же должны возвышать свой дух до духа Бонапарта. Помня при этом, что господин Шикльгрубер начинал куда более скромно, имея значительно меньше шансов на славу Великого Корсиканца, нежели вы.

— Отныне я буду тем, кем приказано быть.

От неожиданности Скорцени слегка отшатнулся. «Как поразительно точно сказано, — отметил он. — “...Буду тем, кем приказано быть”. Вот она, та первая ступень, с которой начинается всякое восхождение к короне».

— Наконец-то я слышу голос разума. И помните: вы должны быть преданы мне. Только мне — и никому другому. Даже если придется выполнять приказы какого-либо иного чиновника, преданным вы должны оставаться только мне. Вдруг случится так, что о вашем перевоплощении в фюрера, о замене будут знать только вы и я. Только вы... и я! Но именно это обстоятельство поможет нам спасти Германию. Возродить новый, Четвертый рейх, поставив во главе его человека физически и морально здорового, волевого, способного подчинить свои амбиции интересам Германии.