Только отчаяние может привести к такой последовательной самоизоляции.
Одевшись, дети разбились на две галдящие группки. В своих мохнатых плащах они напоминали Сайле маленьких проворных зверьков. Отводя их к ручью вместе с Лантой, она не могла припомнить, когда чувствовала себя такой веселой и беззаботной.
Дети были хорошо обучены церемониям. Все, кроме самых маленьких, с серьезным видом сняли накидки, склонились к воде, чтобы умыться, потом обратили лица туда, где, если бы не было тумана, находилось солнце. Ледяная вода разрумянила их лица, когда Сайла и Ланта завершили ритуальную молитву, осенившись Тройным Знаком, дети по-своему повторили ее. Раскрытой ладонью, повернув ее наружу, они касались по очереди обоих плеч, лба и, наконец, живота. Это был очень странный и неуклюжий ритуал. Сайла спросила, почему они так делают.
Нандамир ответила:
— Чтобы показать всем, что наши руки пусты. У нас нет оружия, у нас нечего красть.
Жрицы переглянулись, потом Сайла спросила:
— Разве все, кто приходит сюда, хотят воевать или грабить, дорогая?
— Да. — Голубые глаза, казалось, не допускали другой возможности.
Ланта сказала:
— Но не мы. Мы только хотим вам помочь.
Заговорил тонкий, длинный мальчик:
— Вы украдете нас.
Сайла отшатнулась:
— Вас? Украдем?
— Они всегда говорили, что кто-нибудь это сделает. Но не Церковь. Нам можно остаться с вами? Вы нас не бьете. Пока.
Додой, стоявший на краю группы, засмеялся. Они обернулись к нему. С высоты своего роста он насмешливо улыбался.
— Они не держат рабов. Они отведут вас в Церковь и бросят там.
Еще до того, как женщины успели его прервать, один из детей спросил:
— Где эта Церковь?
Додой только этого и ждал. Он противно расхохотался.
— Они не знают.
Сайла сказала:
— Иди к Тейт. Прямо сейчас. Больше ни слова. Убирайся.
Продолжая ухмыляться, Додой убежал. Когда Сайла снова посмотрела на детей, некоторые из них готовы были заплакать. Ланта поглаживала их по головам, успокаивая.
— Вы отправляетесь с нами только потому, что плохие люди, обидевшие Тарабела, могут вернуться, — произнесла Сайла. — Так или иначе, одни вы тут жить не сможете. Что, если придет медведь? Или тигр? Додой прав, мы хотим отвести вас в Церковь. Но потому, что хотим, чтобы у вас был дом, мы не хотим просто избавиться от вас. И мы ничего не крадем. Особенно детей.
Жрицы отвели детей обратно к хижинам. Конвей и Тейт навьючивали лошадей. Тарабел и раненый воин лежали на волокуше. Молодое тело Тарабела уже начало справляться с раной. Воину вроде тоже стало получше. Однако до сих пор он не проронил ни слова.
Остальные тоже молчали. Конвей открыл загоны для скота, и отряд двинулся. Ланта больше не могла этого выносить. Она подошла к Сайле.
— Я наблюдала за Конвеем. Он слишком спокоен. Потрясен.
Сайла ответила.
— После боя все люди ведут себя по-разному. Ты знаешь, что говорится в Завете Апокалипсиса:
Ланта задумчиво сказала:
— Думаешь, кто-то из нас должен с ним поговорить, узнать, что его беспокоит?
— Я бы хотела, но думаю, что мне надо позаботиться о Тарабеле и чужеземце. Может быть, ты?.. — Она оставила вопрос висеть в воздухе.
— Ну, если ты так думаешь. Я не военная целительница.
— Вряд ли это что-то меняет, — сказала Сайла и отвернулась, чтобы скрыть выражение своего лица.
Ланта, в свою очередь, слишком нервничала, чтобы смотреть на кого-нибудь, кроме Конвея. Она произнесла его имя, стоя прямо у него за спиной, и Конвей издал какой-то короткий испуганный вскрик. Ланта отступила.
— Ты все время молчишь. С тобой все в порядке?
— Да. Все нормально. — Улыбка медленно расползалась по его лицу. — Просто задумался.
Ободренная его дружелюбием, Ланта продолжила:
— Не знаю. Ты стал задумчивым после того происшествия у реки.
— Может быть, так и есть.
— Это, должно быть, ужасно.
— Не так уж плохо.
Она увидела, как напряглось его лицо. Жилка за ухом хаотически забилась. Он солгал. Разве он не понимает, зачем она пришла?
Она сказала:
— Ты все сделал правильно. Но это все равно неприятно.
— Не так уж плохо. Извини, мне надо идти. Проверить волокушу.
В ее горле застрял комок льда. Никто, даже те, кто явно боялся ее, никто не отвергал ее с таким отвращением. Она остановилась, наблюдая, как Конвей делает вид, что осматривает волокушу.
Лед растаял. Теперь его место занял яростный жар.