Странница (СИ)

Их снабдили всем необходимым (преимущественно едой, которая хранится долго и не портится), Лена изрядно пополнила не только свою аптечку, но и свои знания в этой области. Они получили отличные дорожные плащи и крепкую одежду (эльфийской работы – здесь эльфийские вещи тоже славились своим качеством, но стоили намного дороже, потому что эльфы больше увлекались мореплаванием и судостроением), добротную обувь, всякие мелочи. Брон, например, подарил Лене небольшое и легкое зеркальце, наверное, услышав от мужчин, что зеркала у нее нет. Когда они отошли от города на пару миль, Маркус нацепил поводок отъевшегося Гару на запястье, они взялись за руки, и Лена сделала Шаг.

* * *

Миры отличались друг от друга, пожалуй, только устройством быта и структурой власти. Они видели две войны, причем одна испугала не только Лену, но и видавшего кое-что в этой жизни Милита: все убивали всех, это была не война, а резня, и Гарвин практически потребовал: «Уходим!». Лена сначала Шагнула и только потом возмутилась: что, мол, раскомандовался?

Гарвин, морщась, тер виски. Милит был мрачен и бледен. Даже шут поеживался.

– Странное ощущение. Очень неприятное. Не знаю, что такое…

– Проклятие, – выдавил Милит. – Этот мир проклят, и проклят давно. Кем – не знаю…

– Я тоже не знаю, – проворчал Гарвин, садясь на поваленное дерево. – Аиллена, есть у тебя что хорошее от головной боли?

Он дождался, пока Лена приготовил лекарство. Воду прямо в кружке за десять секунд вскипятил Милит. Гарвин, все так же морщась, выпил всю кружку и прикрыл глаза.

– Странное чувство, – поежился шут. – Не могу описать, но очень неприятно.

– Я ничего не успел заметить, – признался Маркус. – А у пса вон шерсть на загривке дыбом.

– Там все сошли с ума, – пробормотал Гарвин. – Люди, эльфы, даже животные. Целый мир сошел с ума. Он на грани гибели. Полной. Может быть, даже исчезновения.

– А кто…

– Я не знаю, Аиллена. Не только Странница может проклясть мир, если ты об этом. Я, например, тоже могу. Но мне кажется, не Странница. Ощущения другие. Я ведь довольно долго пробыл в проклятом Трехмирье… Может быть, там просто не дошло до повального безумия. Но может быть, мир проклял какой-то сумасшедший маг. Или не сумасшедший. Спасибо, теперь я хоть смотреть могу. А то…

– Давайте сразу привал, – предложил Маркус. – Милит, ты осмотрись, как тут?

Милит пожал плечищами.

– Да вроде ничего. Тихо.

– Привал?

– Ага. Чтоб ты отлежался.

– Зачем еще?

– Привал, – пресекла их диалог Лена. У Гарвина все еще подрагивали уголки губ. У терпеливого и выносливого эльфа. Он так скверно не выглядел, когда Милит ему легкое залечивал.

* * *

Этот мир был пуст. То есть в нем летали птицы, бегало всякое зверье, но людей они не особенно боялись, что и навело Маркуса на мысль, что разумной жизни здесь нет. Во всяком случае, нет человекообразных. Или эльфообразных. Он слышал о таких пустых мирах от других Проводников, слышал и то, что оставаться в них не стоит, потому что это могут быть проклятые миры, в которых еще есть эхо давних проклятий. Они ушли оттуда без сожалений, попали в мир, населенный более густо, чем Китай или Индия, прошли по нему с месяц и сбежали, потому что даже на маленьких дорожках постоянно натыкались на людей или эльфов, а встреча с Леной вызывала здесь спонтанные народные гуляния.

Шут все приставал к Гарвину с расспросами о магии преобразования, а Гарвин искренне удивлялся, как можно объяснить слепому, чем темно-голубое отличается от просто голубого. «А ты покажи, – лениво посоветовал Маркус, – он и успокоится». Ага, улыбнулась про себя Лена, преврати воду в вино…

Это, собственно, Гарвин и сделал. Вино, правда, получилось плохое, но Гарвин заставил шута его выпить, тот, кривясь и плюясь больше, чем требовалось, выпил, и даже расстройства желудка у него не было. А вечером Лена и Гарвин засиделись у костра, все уже расползлись спать, и шут – первым, потому что винцо у Гарвина получилось хоть и кислое, но забористое.

– Ты нарочно?

– С вином? Нет, старался не очень, вот и все. Не бойся, не будет даже похмелья. С чего там? Детская порция. А твой шут умеет пить. Проспится – и все.

Лена потрогала приколотый на платье цветок. Поплыл легкий аромат.

– Ну, – понял намек Гарвин, – то он, а то я… Так я не умею. Тонкое целительство ведь и есть преобразование. Понимаешь? Разрезанная кожа преобразуется в целую, например.

– Понятно.

– Что тебе понятно? – спросил с горечью Гарвин. – А тебе понятно, что я в деревне изменял воду в колодце, и люди начинали умирать через пару дней? И очень нелегко умирали. За пару дней всякий хоть раз да пил воду. А еще я мог преобразовать твердую землю в зыбучий песок или трясину. Это – тоже преобразование.

– Мне испугаться?

– Тебе? Тебе не надо. Просто я не хочу, чтобы ты думала обо мне лучше, чем я есть. А ты все равно думаешь.

– Ты делал это все ради развлечения? Или там все-таки была война? Война одного против всех? Конечно, Женевская конвенция сочла бы это безобразием и вообще оружием массового поражения, но разве у тебя был выход?