Утром я проснулась с неожиданной мыслью: я ненавижу море, и море ненавидит меня. Странная мысль. У меня вовсе нет ненависти к морю.
Дядя Стю возился на камбузе, когда я вошла, чтобы поесть. Мы с ним редко видимся. Когда он спит, я на вахте, а когда он на вахте, сплю я. Поэтому у нас прекрасные отношения.
Мне было страшновато остаться на камбузе вдвоем с ним. Не знаю, о чем с ним говорить. Поэтому я решилась спросить его о Розали.
— Вы когда-нибудь видели Розали? Ту Розали, о которой нам рассказывал дядя Док?
— Конечно, — кивнул Стю.
— Дядя Док сильно ее любил, правда?
— Мягко сказано.
Дядя Стю погрузился в свои списки, одно вычеркивая из них, другое добавляя.
— Значит, когда Розали вышла замуж за другого, он не мог не горевать, правда? Она разбила его сердце, да?
— Что-то в этом духе, — промычал дядя Стю.
— И как он поступил? Пытался забыть ее?
Дядя Стю выпучил на меня глаза:
— Забыл о Розали? Ты шутишь? А зачем, ты думаешь, мы делали все эти остановки — и на острове Блок, и на Мартас-Винъярде, и на Грэнд-Мэнане?
— Зачем? Разве мы не навещали друзей дяди Дока? Разве не занимались ремонтом «Странницы»?
— Да, конечно. — Дядя Стю аккуратно сложил свои бумаги. — Послушай, я расскажу тебе кое-что, только не говори дяде Доку. Он очень чувствителен во всем, что касается Розали.
— Не скажу, — кивнула я.
— Дядя Док впервые встретил Розали не на острове Блок.
— Вот как?
— А помнишь Джои в Мартас-Винъярде? Так вот, Джои — брат Розали.
— Ее брат? Правда?
— От Джои Док и узнал, что, когда муж Розали умер…
— Так ее муж умер? Она больше не замужем?
Становилось все интереснее.
— Да, это так, — подтвердил Стю. — Поэтому Док, узнав, что Розали поехала на Грэнд-Мэнан навестить Фрэнка и полюбоваться китами…
— Вы хотите сказать, к нашему Фрэнку?
— Вот именно.
— А Розали? Где она была, когда мы приплыли туда?
— Уехала.
— Ох, да где же она наконец?
— Угадай, — усмехнулся Стю.
Но тут вошел дядя Док, и дядя Стю нарочито углубился в бумаги, давая понять, что разговор окончен.
Позднее я снова попыталась расспросить дядю Стю, но он отмахнулся:
— Я и без того рассказал тебе слишком много. На сегодня вполне достаточно.
— Вам действительно многое известно о Розали. Наверное, никто мне не расскажет больше вас.
— Ха-ха-ха. Да, я знаю кое-что еще.
Я все время думала, где же сейчас Розали? Может, мы плывем вовсе не к Бомпи? Может, дядя Док привезет нас еще куда-нибудь в поисках Розали? Что, если она в Гренландии? Это как раз нам по пути. А может быть, она осталась в Соединенных Штатах и Док собирается повернуть назад и отправиться на встречу с Розали?
Прошлой ночью, во время нашей вахты, дядя Док меня встревожил. Я стояла у руля, а он на носовой части палубы вглядывался в горизонт. Он обернулся и, посмотрев на меня с минуту, спросил:
— Для чего все это, Софи? — и тяжело вздохнул.
— Что вы имеете в виду, дядя Док?
— Ты знаешь, о чем я. О жизни.
— Вы спрашиваете это у меня? — опешила я.
Он закусил нижнюю губу. Мне показалось, что он заплачет, и это было ужасно, ведь именно дядя Док всегда оставался самым стойким и спокойным. Невозможно было себе представить, что он мучается вопросом о смысле жизни. И уж точно никто не ожидает увидеть его плачущим ночью на яхте.
Потом он прошел на корму и стал перебирать какие-то канаты и больше ничего не сказал о жизни. Глядя на море, на небо, я испытала быструю смену чувств. Только что я погружалась в полный покой, словно находилась в самом мирном месте на земле, но вдруг умиротворенность сменилась острым чувством полного одиночества.
Тогда я вспомнила о страховании жизни, о том, как было бы славно, если бы продавали страховку на счастливую жизнь, и чтобы все, кого ты знаешь, жили счастливо, могли делать все, что пожелают. И чтобы отыскали всех, кого так хотят найти.
34. Ночные кошмары маленького ребенка