Странное наследство

— Посмотри, Оливия, какие прелестные жеребчики?! Они вырастут похожими на своего отца! И станут такими же породистыми сильными производителями. Так что их кровь освежит породу любого питомника на чьем-нибудь ранчо.

— А разве нельзя и его повернуть в загон, Рони Уолкотт?!

— Кого, Оливия?! — не совсем понял ее слова Рони.

— Жеребца, Рони! Жеребца! — орала Оливия, в исступлении и ужасе. — Жеребца, которого они собираются пристрелить!

— Он ни за что не поддастся, Оливия! Ни за что не пойдет в загон! — волосы Рони Уолкотта разбросало ветром. Он сейчас и сам походил на сильное хищное животное, готовое все смести на своем пути. — Он умрет, но не подпустит никого близко! Он сокрушит всякого, кто станет на его пути!

Люди заставили почти весь табун свернуть в сторону и прижали его к речному обрыву. Инстинкт самосохранения и продления рода оказался сильнее желания сохранить свободу. Лошади замедляли стремительный бег. Стена из конских крупов рассыпалась. Жеребята смешались с матками. И каждая кобыла искала свое, собственное чадо, тревожно оглядываясь и призывно крича что-то на своем, лишь ей понятном, материнском языке.

Олив понимала, что никакой вожак, какой бы силой он ни обладал, не сумеет противостоять силе пяти вооруженных мужчин. Он пытался вызвать их на бой. Но его никто не слышал и не хотел слушать. Люди не принимали его вызова. Они нашли выход проще и страшнее. Прогремел роковой выстрел.

Черный жеребец поднялся на дыбы, оскалил белоснежные зубы в последнем яростном ржании, словно посылая проклятия своим убийцам. И рухнул набок, содрогаясь в последних предсмертных конвульсиях…

Какая разница, кто произвел этот чертов выстрел?! Оливии было все равно! Эти люди — убийцы! Убийцы! Ради наживы они готовы убивать самых сильных, самых красивых, самых вольнолюбивых из живых существ! Но почему раньше она не видела и даже не представляла этих кровавых сцен? Почему ничего не знала об этом?!

— Этот жеребец очень сильный! — попытался объяснить Рони сестре и немного успокоить ее. — Он не дал бы нам увести такой большой косяк! Иного выхода нет! Иначе он убил бы кого-нибудь! Нагнал и забил копытами до смерти! Возможно, он даже догадывался, на кого следует напасть!.. Ты слышишь меня, Олив?! Он собирался напасть на Пабло! Берни Дуглас приказал Пабло Гомесу пристрелить вороного! Не подчинись Пабло приказу патрона, ему не поздоровилось бы! Жеребец нагнал бы его и выбил из седла. А потом добил копытами. Ты слышишь меня, Оливия?!

Но сестра, казалось, совершенно не слышала его. Она замерла, вцепившись в поводья и уставившись оцепеневшим взглядом на то, как Берни Дуглас и другие мустангеры отрезают осиротевший косяк от отходного пути и заворачивают на дорогу, ведущую к ранчо. Закусив до крови губу, она смотрела молча, как покоряется обезглавленный косяк мустангов.

Но прошло мгновение, и Оливия встрепенулась, резко рванула на себя поводья. Она словно сошла с ума. Когда-то она считала себя сильной и мужественной девушкой. Умела противостоять волку и стае койотов. Не раз с достоинством выходила из трудных ситуаций в горах. Умела одним выстрелом убить горного козла или оленя. Она всегда предполагала, что человек охотится только тогда, когда голоден или ему нечем укрыться от холода. Однако Берни Дуглас убивает вожаков, самых сильных, гордых и вольнолюбивых жеребцов! Он убивает их, потому что боится их! Они сильнее!

Подобное занятие не для ее, как оказалось, не слишком-то закаленных нервов! Она отлично понимала, что Берни Дуглас обязательно накажет ее. Накажет за то, что она бросила Рони Уолкотта одного там, где даже вдвоем справиться нелегко. Но вернуться назад уже не хватало сил. Она надеялась, что на днях пережила самое страшное. Но то, что творилось на кузнице, сегодня казалось простым, даже в чем-то обыденным делом!.. А смерть ни в чем не повинного вожака оправдать невозможно!

Что ожидает ее дальше? Весь этот табун — кобыл, жеребчиков и жеребят-сосунков — скоро начнут клеймить, а некоторых жеребцов — кастрировать, чтобы обеспечить армию покорной тягловой силой! Что будет с ней, когда лошади, задыхаясь от боли и ужаса, помчатся по кругу огороженного крепкими жердями загона?! Они станут убегать от боли, а боль будет гнаться за ними вслед. Будет гнаться до того времени, когда солнце упадет за снежные пики хребта Элберта. И на шелковистую траву великого пастбища выпадет холодная ночная роса. И они будут кататься по влажной траве до тех пор, пока стихнет боль. Но никогда не забудут тех, кто нанес эту жгучую, невыносимую рану. Лошади станут бояться человека и подчиняться только его силе!

И Оливия тоже никогда не забудет той боли и того ужаса, какие ощущает уже второй раз за эти короткие дни! Как могла она испытывать к этому человеку подобные чувства: желание быть рядом, неотрывно и любовно смотреть ему в глаза, холить надежду на совместное будущее, страстно хотеть его, забыв обо всем на свете?