Странное происшествие на Тенистой улице

Я бросаю последний взгляд на зловещие металлические ворота. Прижав лицо к холодной решётке, я рассматриваю ближайшие могилы. Но ничего даже отдалённо напоминающего Нину там нет. Там вообще нет ничего живого.

Глава 26

Как только мы слезаем с велосипедов, у Эндрю гудит телефон. Он читает сообщение, затем шумно выдыхает:

– Уф! С Ниной, слава богу, всё в порядке. Наверное, психанула, когда ударила молния, и побежала по другой дорожке.

Я чувствую облегчение вперемешку со злостью.

– И что же, она даже не подумала нас заранее предупредить?!

– Наверное, нет. Спешила, не догадалась, – говорит Эндрю, засовывая телефон обратно в карман. Он снимает шлем, обнажив слипшиеся влажные волосы на макушке, но абсолютно сухие спереди, – теперь он немного смахивает на павлина. – Не стоит, наверное, упрекать её. Мы и сами хороши…

Он прав. Когда я увидела, что стеклянная камера пуста, то просто дала дёру. Как, впрочем, и Эндрю. Трудно обвинять Нину в том, что она побежала в другом направлении. В тот момент каждому из нас хотелось лишь одного – поскорее выбраться оттуда.

– Значит, теперь мы знаем, где Нина. А как же те следы?

Эндрю вздыхает:

– Надо признать, что, может быть, они уже были там и мы их просто не заметили. Мы ведь разглядывали саму статую, а вниз даже не посмотрели. Разве не так?

– А плач?! – продолжаю я, чувствуя, что поддаюсь панике, когда вспоминаю мягкие всхлипывания, которые, казалось, доносились буквально отовсюду.

– Возможно, это был ветер. Ты ведь теперь живёшь не где-нибудь, а в городе ветров, Тесс. Иногда ветер похож на свист, иногда на вой… возможно, сегодня он походил на плач. – Ладонью он закрывает лицо, как будто сильно устал. – Тьфу ты! Единственная вещь, которую я никак не могу объяснить, – это та стеклянная коробка. Неизвестно, как оттуда исчезла статуя, но мы это обязательно выясним, Флорида.

Эндрю останавливается и вглядывается в окна моего дома.

– Тебе повезло. Многоквартирный дом, в котором живу я, просто огромный. Там всегда царит какой-нибудь переполох. Кто-нибудь въезжает, а кто-то выезжает. За всеми не уследить. А вот в таком частном доме всё намного проще.

– Видимо, ты прав, – отвечаю я, вытягивая цепочку из-под капюшона. Собственно, это такая же цепочка, на которую собакам прикрепляют жетон с кличкой и телефоном хозяина. У меня же на этой цепочке висят ключи от дома. Мне очень не хотелось снимать медальон, но носить его на одной цепочке с ключами я смогла лишь один день. Цепочка часто перекручивалась и создавала немало хлопот. И я уверена, что как только сниму эту цепочку, то – с моим-то везением! – сразу потеряю её.

– Добро пожаловать в дом Хеллоуина, – говорю я, пытаясь выдавить из себя смех. Но он скорее похож на стон умирающей козы.

Фыркнув, Эндрю мягко хлопает меня по руке:

– Ничего, меня так просто не напугать. Нину тоже. А вот Ричи…

«Погоди, так, значит, Ричи и Нина тоже придут?»

Эндрю перехватывает мой недоумённый взгляд и хмурится:

– Ведь это хорошо, что я их тоже позвал? Ричи разволновался из-за сестры, и, очевидно, нам есть о чём друг друга расспросить. Я подумал, что четыре головы всё-таки лучше, чем две.

– Да, конечно! Великолепно! Мои родители в любом случае будут счастливы познакомиться с вами, – говорю я, чувствуя невероятную слабость.

Отец, наверное, тут же вытащит свою скрипку и попросит нас хором подпевать под какой-нибудь странный мотив. А мама… ну кто знает? Она может застрять на одной из вечеринок у своих друзей-художников, и тогда нам долго не увидеть её. А может быть, она захочет погадать на кофейной гуще… ну или выкинуть ещё какую-нибудь глупость…

Дома, во Флориде, мои прежние друзья привыкли к странностям моих родителей. Иногда те вытворяли что-нибудь необычное – например, просили всех взяться за руки и начать медитировать. Так было в последний раз, когда у нас ночевала Рейчел, и это ни для кого не стало шоком. Но здесь никто пока не знает, как мои родители отличаются от обычных людей. Как мы все отличаемся от всех. Хотя я очень рада, что со мной Эндрю, мне всё-таки не хотелось бы, чтобы он обо всём узнал…

Когда мы заходим в дом, там пахнет пиццей. Я снимаю куртку, и тело окутывает домашнее тепло. Я сразу согреваюсь. Как бы я ни ненавидела это место, но такие штуки, как радиаторы, всё-таки сильно облегчают жизнь.

– Ничего себе! – восклицает Эндрю, оглядываясь по сторонам. Его взгляд скользит по картинам в гостиной. Потом он улыбается. – Твои картины?

– Нет. Я работаю только пастелью. Моя мама – художник. Это её работы.

Он стягивает мокрые кроссовки и подходит к одной из картин – моей любимой. На ней изображена цапля, стоящая на мелководье, а на заднем плане – огненный закат.

– А ведь неплохо! Твоя мама просто чудо. Значит, она рисовала там, в Орландо?

– В Форт-Майерсе, – поправляю я его. Я всего пару раз была в Орландо. Если не считать закусочных и аттракциона «Ковёр-самолёт», рисовать там было нечего. – Да, это вид с пляжа, который был рядом с нашим домом. Мы постоянно туда ходили.