Странности любви

Мы поздно родились — не нам отвечать… —

пели сестры Мироновы. Собравшиеся в круг студенты лихо подхватывали припев:

Эх, яблочко, куда ты котишься?

В совхоз "Вперед" попадешь — не воротишься.

И снова солировали Таня и Зоя:

Мы в бога не верим, а только лишь в класс,

"Аврора" стреляла не в белых, а в нас…

— Смотри-ка, — хмыкнул Игорь Павлович, подходя к кругу, — неплохо сестры-то спелись!

— В каком смысле? — вскинулась почему-то Аня.

"Отчего она сегодня такая ершистая?" — удивилась Полина.

Из-за Аниного плеча она наблюдала, как взволновались девушки, готовясь ко второму туру конкурса "Мисс Планета".

— Капитана — в жюри! — закричал кто-то. — Игорь Павлович, давайте сюда!

Аня метнула в его сторону многозначительный взгляд, и Игорь Павлович, сославшись на горло, отказался:

— Не могу. Пусть вот Александр Витальевич оценивает, — подтолкнул вперед комиссара, а сам вышел из круга и направился к корпусу.

— Игорь Павлович, — догнала его одна студентка. — А как насчет киношников? Вы не забыли?

— Нет, — бросил на ходу Игорь Павлович. — Но чтобы ехать к киношникам, нужно, кроме голых ножек, иметь и трудовые показатели. Не забыли?

— Для кого трудиться-то? Для автотуристов? Так им и этой картошки хватит: еще и половины мешков не разворовали, — с хорошо рассчитанной издевкой прокричала вслед удаляющемуся командиру и повернула к кругу.

Оттуда уже неслось:

Раз — картошка, два — картошка,

Раз — мешок, и два — мешок.

"Как бороться с изобилием?" —

Приглашаем на урок…

И тот же припев: про яблочко и про "не воротишься".

В субботу, едва рассвело, как лагерь заполнили разъяренные туристы. Вызвав командира, вручили ему подписанное несколькими десятками подписей письмо, в котором требовалось сурово наказать хулиганов, проживающих в пионерском лагере "Зорька". Тут же перечислялся материальный ущерб, нанесенный владельцам автотранспорта, приехавшим сюда на выходные дни, и пространно доказывалось, что такое поведение не совместимо со званием студента. Копию письма автовладельцы, по их словам, направляли в райком, а вторую грозились послать еще выше…

— Почему вы решили, что наши студенты? — отбивался командир. — Это еще надо доказать!

— А тут и доказывать нечего! — распалялся плотный мужчина в наброшенном поверх белой майки пальто, из-под которого выглядывали полосатые пижамные штаны. — Они в вашу сторону бежали. Одного я хорошо запомнил — в черной шляпе с большими полями. Я как раз в кустики вышел, а они — драпака. Все скаты, стервецы, прокололи! И прицеп с обрыва спустили… Если вы не примете меры…

Командир дал слово, что разберется. Вызвал Галкина. Он, конечно, возмутился:

— Да меня и близко там не было! Вообще не до того: конкурс красоты — вы же видели!

— Туристы тоже кое-что видели — черное сомбреро.

— Ночью все сомбреро черные…

Не успел командир разобраться с Галкиным и атаковавшими лагерь автотуристами, как началось новое нашествие — родителей. Приняв сигнал бедствия от своих голодающих детей, они устремились в лагерь на "Жигулях", "Запорожцах", "Тавриях", набитых провизией.

Студенты, тотчас забыв про конкурс красоты, бросились уничтожать привезенные родителями деликатесы.

Пустовавшие контейнеры за столовой стали быстро заполняться пищевыми отходами: арбузными и дынными корками, куриными костями, огрызками колбасы, консервными банками..

— Я просто боюсь за их желудки, — заволновалась Полина. — После нашего-то вермишелевого супчика каково?

— Точно, добром это не кончится, — поддержала ее Аня.

Командира, судя по всему, беспокоили те же проблемы:

— Не лопайте все подряд, — предупреждал, заглянув в корпус, — расстройства не боитесь?

— Всю жизнь бы так бояться, — хохотали студенты. — Присоединяйтесь к нам, Игорь Павлович! У нас ветчинка югославская и арбуз — на десерт.

— А у нас — дыня. Идите лучше к нам, — весело звали из соседней комнаты.

Во второй половине дня размах студенческого веселья достиг угрожающих размеров.

— Нет, добром это не кончится, — повторила Аня. — Надо их остановить! Пока не поздно…

Вместе они вышли в коридор. Острые запахи домашней кухни, солений, сигаретный дым — ароматы вольной жизни.

Из-за дверей доносился недвусмысленный звон стаканов, развязные возгласы. Полина с Аней постучали в одну из комнат — их не услышали. Переглянувшись, вошли без приглашения.

За сдвинутыми столами, уставленными снедью, теснились ребята и девушки. Комната была украшена цветами, флажками, красочными плакатами, славящими Первомай. Тут же красовались и огромные открытки с нарисованными восьмерками. "Заодно и Международный женский день отмечают", — догадалась Полина.

И почувствовала неуместность их появления на этом раздольном празднике: их просто не замечали — в упор не видели.

— Пошли отсюда, надо посоветоваться с командиром, — Аня утянула Полину из комнаты.

Во втором корпусе — такое же раздольное гульбище. Штаб-квартира оказалась заперта — ни командира, ни комиссара.