Уже беззаботно, даже весело, набросила с трудом найденную светлую кофточку, потянулась за юбкой и… зацепила новыми колготками за угол кровати. "О господи, ну почему все против меня? Все против!" — простонала, наспех намазывая лаком для ногтей образовавшуюся над правым коленом дыру — снять колготки почему-то не пришло в голову. Ничего, под юбкой дыры видно не будет!
Теперь быстро причесаться, подмазать губы — и бегом наверх: время катастрофически приближалось к отбою.
На восьмой этаж поднималась, как на Голгофу. Все в ней кричало: "Не хочу! Не хочу!" Все мужчины стали ей противны — все одинаковы! Но она приказала себе: я должна, надо…
Несколько раз, встречая знакомых, проходила мимо нужного номера, спускалась вниз, снова поднималась, чувствуя себя преступником, пойманным врасплох.
Все же дошла до запретной двери. Прежде, чем протянуть к ней руку, снова оглянулась — никого. А как же его зовут? Только сейчас дошло — они до сих пор не познакомились, обходясь нейтральным "вы". Он почему-то не спросил ее имени, она — тоже, неудобно первой-то! Как же теперь быть?.. Хотела повернуть назад, но тут дверь неслышно отворилась. Он втянул ее за руку в комнату и тут же заключил в объятья.
Уперлась руками в крутые плечи, желая оттолкнуть — куда там! "Минутку, — бормотала, вырываясь. — Минутку… А как… как же кофе?" — "Кофе? Ах, да! Кофе — непременно. С коньяком?"
Полина кивнула — а почему бы нет?
"Ты не торопишься?"
Сразу на "ты". Когда же имя спросить?
"Садись, — подтолкнул к дивану и принялся доставать из тумбочки кофе, мельницу, кипятильник. — Тебе с сахаром?" — поинтересовался, ссыпая в кипяток коричневый порошок и помешивая кофе мельхиоровой ложечкой.
"А Володя возит в командировки растворимый", — отметила про себя, Не зная, занести ли это мужу в "плюс" или в "минус".
Наливая из начатой бутылки (кого-то уже угощал) пятизвездочный коньяк, он подмигнул Полине: "Мы с тобой последние русские, которые пьют армянский коньяк ереванского разлива. Ну, за. нас?"
Полина пригубила и поставила рюмку на стол. "Э-э, так не пойдет! За нас надо до конца".
Возражать не стала: надо значит надо. С непривычки задохнулась, потеряла дыхание.
"Пей кофе", — посоветовал, по-прежнему игнорируя имя. И придвинулся вплотную — ей было безразлично, коньяк приглушил неприязнь. Только натянула пониже юбку, чтобы не увидел дыру над правым коленом. Незаметно включился магнитофон. Ритмичные звуки популярного рок-ансамбля приятно смешивались в туманный коктейль с пятизвездочным армянским.
Делая вид, что смакует кофе, Полина по капле отхлебывала из чашки. Под рокот магнитофона хозяин наклонился к вырезу ее платья. "Как… как вас зовут?" — поинтересовалась Полина, отодвигаясь. "Потом, потом", — шептал, целуя ее шею, грудь, лицо. Горячие, нетерпеливые ладони, прерывистое дыхание. Жадные пальцы скользнули по ее правому бедру. Полина отпрянула, прикрывая юбкой драный чулок. Он нетерпеливо отбросил мешающую ему руку, властно притянул Полину к себе. Они молча боролись — он клонил ее к подушке, диван глухо стонал, поскрипывая пружинами. "Какой отвратительный звук!.. Какие у него липкие, неприятные губы!.. Колготки-то бесстыже сверкают замазанной лаком дырой…"
— Кто-то стучит. Слышите?
— Нет. — Он отпрянул, прислушался. — Показалось. Я ведь закрыл дверь? Кажется, закрыл.
Встал, направился к прихожей. Полина рванулась следом и, чуть не сбив его с ног, вылетела из комнаты: дверь оказалась не заперта.
В своем номере, стоя под душем — надо протрезветь к возвращению мужа — и с удовольствием подставляя пылающие щеки под прохладную струю, она, как ни странно, не чувствовала ни капли раскаяния…
Утро было мрачным. Дождь громко барабанил по железной крыше корпуса. От такого ливня никакая пленка не укроет. Студенты группами и по одному выбегали на крыльцо, задирали вверх светящиеся радостью лица и громко ругали небесную канцелярию: "Ну и погода!" "Что ж за свинство-то? Опять нас в поле не пустят, да? Только разработались…" "Товарищ командир, а мы настаиваем!" — откровенно издевались над начальством, прекрасно зная, что оно отвечает за их здоровье. "Предлагаю отпраздновать сегодня Новый год — погодка подходящая. А заодно — и праздник красоты", — Боб Беспутнов подмигнул Нефертити.
— Ты-то какое отношение к празднику красоты имеешь? — возмутилась рядом стоящая Зоя.
Наконец приехал доктор — симпатичная студентка-третьекурсница Катя Роднина. Кто-то сразу пустил слух, что она родная сестра знаменитой когда-то фигуристки. Новость породила всякие толки, и Галкин добровольно вызвался установить истину. Однако Катя разочаровала — не сестра, не родственница даже. Но разочарованный было Галкин умолял ее получше потрясти свое генеалогическое древо — Катя ему явно приглянулась.
Галкин выяснил, что Катя запоздала не по собственной воле, а из-за недоразумения: институтское начальство, забыв о запросе из райкома, заслало ее на уборку картофеля в другой район.