Странные дела, или Детектив по-деревенски

– До того в городе нашем жила, я хоть навещал иногда. А теперь представь, работу ей у черта на куличках предложили. Зато зарплата хорошая, может хоть квартиру купит. А то мыкается по съемным хатам. Далеко она теперь, даже и не съездишь… Остался я один-одинешенек, – дед вдруг отвернулся, и я заметила, как он украдкой смахнул слезы.

   Ну вот, расспрашивать деда дальше у меня уже просто сил не было. И так довела старика до слез. Да и что толку-то? Говорит дед, что не общались девушки, с чего бы мне усомниться в этом? Еще одна ниточка к Инге оказалась оборвана. Я, красная от стыда, что потрепала душу Митяю, кое-как попрощалась с ним, пообещав заглядывать в гости почаще, и со всех ног бросилась подальше от дома. В какой-то момент поняла, что у самой слезы наворачиваются от жалости к одинокому моряку. И тут же вспомнила маму. А что, если на вот так же украдкой смахивает слезу, жалея непутевую дочь и свое одиночество? Захотелось тут же позвонить ей и попросить прощения. Вернусь домой, сразу свяжусь с ней. На душе кошки скребли, и честно говоря, ничего уже не хотелось. Пришлось поуговаривать себя продолжить расследование, потому что образ Юрки, томящегося на тюремных нарах, никак не хотел развеиваться.

   В деревне стояла какая-то гнетущая тишина. Лишь пару раз я встретила духовских, остальные будто вымерли разом. Никто не копошился в огороде, возле магазина не толпились мужики, и вообще, было полное ощущение, что я нахожусь не в веселой гомонящей на все лады, а в давно заброшенной деревне. Даже тетка Катя не курила на крылечке, а смотрела дома телевизор. Моему появлению женщина явно обрадовалась. С удовольствием она накрывала на стол, и мне вдруг стало смешно. Такое ощущение, что я хожу по деревенским в поисках завтрака, обеда и ужина. Ну ей богу, куда не приду. Везде меня спешат накормить. Причем спорить в данном случае бесполезно, а то и обидеть можно хозяина. Когда тетка Катя наконец угомонилась, мы сели за стол, и я спросила:

– Теть Кать, а ты про Лану что-то слышала? Ну про внучку Митяя.

– Это про городскую что ли? Ну а как же. Тут все на виду. Ты, наверное, хочешь спросить, что их с Ингой объединяло?

– А что, ничего?

– Ну как тебе сказать… Инга она добрая была, красавица, завистниц кругом море бескрайнее. Только она внимания особо не обращала на них. Ты же помнишь, что Анна Васильевна про нее говорила. А вот Лана…

– Завидовала Инге?

– Ох… Лана не страшненькая, конечно, была, да только до Инги ей как до неба. А еще она хитрая была. Пакость сделает, на Ингу свалит, и глаза такие честные-пречестные. Еще она открыто Инге ничего не говорила, да только мало от кого ее взгляд завистливый укрывался. А только Инга с ней и дружила. Другие Лану особо не любили в деревне. Приезжала редко, характер скверный был, капризная, все по ее должно было быть. Деревенские-то ее насквозь видели. И если Ингу девчонки за красоту терпеть не могли, то Лану за нутро. Не в обиду Митяю, но характер поганый был.

– Но выходит, что только Лана эта и дружила с Ингой?

– Выходит, что так. Да только Лану эту уж пару лет здесь не видал никто. Инга о ней ничего не говорила. В городе училась пока, может и общалась с ней, однако тут их вместе давно никто не видел.

– Ясно…

   Мы еще немного поболтали о том, о сем, и тут я вспомнила, что давно хотела спросить:

– Теть Кать, а за что Христофоровна так духовских не любит? С вами вот только дружбу водит?

– О… дело давнее. Но если хочешь, расскажу тебе. Думаю, Христофоровна не обидится на меня. В конце концов все давным-давно быльем поросло. С чего же начать?

– С самого начала, – в нетерпении воскликнула я.

   Катерина кивнула и неторопливо затянула свой рассказ.

– Предки Христофоровны испокон веков здесь жили. В семнадцатом вроде как расстреляли главу семейства, и все думали, не будет здесь Беляковых больше. Ан нет… Мать нашей Христофоровны, Марья Алексеевна, сюда вот вернулась спустя много лет. От усадьбы понятное дело одни стены остались – все растащили. Сама она как-то говаривала, что в Россию давно вернулась, скиталась, пока война не началась. В войну она вроде как медсестричкой была. А в Духовку уже с дочкой пришла. Кто там отец был, одному Богу известно, сама Марья все молчком. Нелюдимая была, ух и сторонилась деревенских. То ли ровней не считала, то ли прошлые грешки их забыть не могла. Кое-как обустроилась в мало-мальски уцелевшей комнатенке и стала знахарством заниматься. Общаться-не общалась, а лечить лечила. Жить-то как-то надо было. Медпункта здесь у нас не было тогда, далеко ехать надо было. А если что срочное? Роды например… Только и подпольными абортами женщина не брезговала. И вот доскакалась… Эх…

   Тетка Катя замолчала ненадолго, сделала глоток чая, и продолжила свой рассказ. Хотя видно было, как нелегко он ей дается.