Странные и удивительные мы (ЛП)

— Хотела принести виноград. — Его тяжелые веки не реагировали. — Это то, что, наверное, нужно приносить, когда навещаешь людей в больнице. Я думала, что если принесу виноград, тебе придется проснуться и съесть его со мной. Это то, что ты называешь слепой верой. Только по дороге я вспомнила, что ты не любишь виноград. Хотя серьезно, Эд. Кто не любит виноград? Самая безобидная ягода, непохожая на… личи или что-то в этом роде. Если бы ты сказал, что тебе не нравятся личи, я бы согласилась. Но не виноград. Виноград — это… это вкусно.

Давление в висках нарастало, рот пересох.

— Знаешь, Эд, я словно участвую в своем первом стендапе и умираю от страха. Ты не хочешь проснуться и улыбнуться мне? Поиздеваться надо мной? Я была бы очень рада, если бы сейчас ты насмехался надо мной. Все, что захочешь, я, правда, я не буду возражать.

Достав бутылку лимонада, которую купила по дороге, я сделала первый глоток и сощурилась от кисло-сладкого вкуса,

— Что ж…. Тебе говорят разговаривай, но не говорят, о чем. А я понятия не имею. Я бы почитала тебе, но все, что у них есть в магазине внизу, это журнал «Сделай паузу» за прошлую неделю.

В задумчивости я просидела пять минут, придумывая тему. В какой-то момент мысль о признании своего бессилия стала невыносимой. Я встала, чтобы уйти, но тут меня озарила идея.

Взяв мобильник, я поспешила на стойку регистрации.

— Простите, здесь есть Wi-Fi?

Вместо медсестры, стоял сорокалетний мужчина с добродушным выражением лица и копной седых волос.

— Тебе нельзя здесь пользоваться телефоном, милая. Wi-Fi есть в кафе, — ответил он.

— Спасибо. Я вернусь через десять минут.

По лестнице спустилась в кафе, где выстроилась очередь за сэндвичами. Я подсоединилась к интернету и начала просматривать доступные книги и закачивать их на телефон.

Вернувшись в палату, я приготовилась и нажала на новую покупку.

— Ладно, Эд, ты победил. Чертова поэзия. «Она идет во всей красе». Лорда Байрона. Звучит претенциозно, совсем как ты любишь.

Закончив первое стихотворение, я перешла к следующему. Я читала Эмили Дикинсон и Сэмюэл Тейлор Кольриджа. Я читала «Сонеты» Шекспира и «Баллады» Вордсворта. Я читала Шелли, Китса, Блейка, Милтона и Джона Донна. Я продолжала читать всю ночь. Я читала даже тогда, когда солнце давно взошло, а во рту пересохло. Я читала до тех пор, пока стало совершенно ясно, что мои усилия безнадежны. Но я все равно продолжала читать, игнорируя пульсирующую боль в висках. На телефоне осталось два процента зарядки, когда я шепотом перешла к стихам Мэри Колридж.

Мы не простились

Не успели друг на друга даже взглянуть

В последний раз.

Два мира разъединились

Разбит земной путь

Цепями жизни у нас.

Но все же мы рядом

Наши судьбы навек соединены.

Бурлящим морем

Два острова разделены.

Телефон отключился. В эту минуту я вспомнила, как в поезде по дороге в Портофино, Эд поведал мне, что любит поэзию за то, что она как нельзя лучше выражает его чувства.

«Мы не простились».

Я снова и снова смотрю на него. С тех пор как я вошла в комнату больше десяти часов назад, он не сдвинулся ни на миллиметр, не проявил ни малейшего проблеска сознания. Я смотрела на его бледную кожу, неподвижные руки, прекрасное лицо, в синяках и ушибах.

— Прости, Эд. Я сделала все, что смогла. Скоро придет твоя мама. Я вернусь завтра.

«Мы не простились».

Я собрала свои вещи, окинула взглядом комнату в последний раз. Мне будто снова шесть лет. Я у постели матери. Знаю, что она умрет, но не понимаю, что это значит. В тот день я так старалась не плакать, так старалась укротить боль в своем маленьком разбитом сердце. Это было важно, потому что бабушка Пегги очень просила меня. Она хотела как лучше, в этом нет сомнений. Но что получилось в итоге? Уверена, мама не возражала, если бы я плакала у ее постели, она бы поняла. А я с тех пор боюсь открытых проявлений чувств, всю жизнь мучаясь и страдая, держу эмоции глубоко запрятанными внутри себя.

«Мы не простились».

Я снова посмотрела на Эда, погладила его пальцы. Интуиция подсказывала мне: это наше прощание. Глубокое разочарование, невысказанное горе охватили меня в эту минуту. Впервые в жизни мне захотелось громко выговориться. Выплеснуть чувства по-настоящему откровенно, открыто и смело.

— Мне невыносимо, Эд. — Услышала я свой голос. — Не могу поверить, что больше никогда не услышу твой смех, который так люблю, не смогу держать тебя за руку, не поплаваю с тобой в озере, не выйду на прогулку. Я думаю о нашем странном и удивительном прошлом, о нашем будущем, которое… Которого не будет.

Закрыв глаза, я продолжала.