В течение многих лет биологическая мать повторяла, что самое важное для нее, чтобы сын был счастлив и любим. Теперь же, оглядывая комнату, она поняла, что обманывала саму себя. Эта уважаемая и милая женщина забрала, сама того не ведая, у Пегги самое дорогое. Ободряла мальчика, когда он делал первые шаги. Держала его за руку, когда он пошел в первый класс. Бежала рядом, когда он впервые сел на двухколесный велосипед. Смотрела с гордостью, как его команда выигрывает в крикет. Пекла праздничные пироги на его день рождения, пришивала именные бирки на школьную форму. Учила пускать воздушных змеев, строить песочные замки, читала ему книжки перед сном.
Все это мелочи. Ничего существенного. Но вместе, все эти мелочи составляли разбитое сердце Пегги.
— Извините за беспорядок. Я работала, — неловко произнесла Виттория, прибирая бумаги. — Я работаю переводчиком с тех пор, как мы вернулись в Великобританию.
Пегги молчала, от волнения потеряв дар речи.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — добавила женщина. — Могу я предложить вам попить?
Садясь на диван, Пегги покачала головой, крепко сжимая сумочку.
— Мое появление как гром среди ясного неба. Простите. — Голос ее дрогнул. — Я… У меня не было выбора.
Она заставила себя собраться с мыслями. На шее Виттории напряглись сухожилия.
— Первое, что, вероятно, нужно узнать, правдивы ли мои подозрения, — продолжила Пегги, стараясь говорить спокойно. — Я расскажу вам свою историю — то, что случилось после рождения сына. Возможно, мы сможем разобраться.
Она рассказала Виттории, как в 1963 году в возрасте двадцати двух лет забеременела от мужчины, с которым была знакома лишь короткое время. Как родители отвезли ее в Найтингейл-Хаус. Как в ближайшей больнице она рожала сына в полном одиночестве, а затем на шесть коротких недель вернулась в дом матери и ребенка. Пегги пыталась объяснить, каким образом подписала бумаги на усыновление против своего желания. И как, уже сидя в комнате ожидания, все надеялась на чудо, на что-то, что помешает разлучить ее с сыном. Пока не стало слишком поздно.
Глаза Виттории пылали. Сидящая напротив женщина была моложе нее, но из-за лица, испещренного морщинами, выглядела старше. Когда они с Майклом усыновили Стефано, Виттория не думала ни о чем, лишь только о своей бездетности и о радости, которую принесет малыш. Она не задавала вопросов, не желала слушать никаких объяснений, кроме тех, которые ей были уже даны. А разве должна была?