Мой взгляд остановился на его шее, на короткой щетине на подбородке, на его раскрытых губах, на его глазах, в которых отражался серебристый свет луны. Под бешеный стук сердца, я увидела его губы, приближающиеся ко мне, не понимая наяву ли это.
— Все в порядке?
Подняв голову, увидела консьержа, всматривающегося в темноте. Я выпрямилась. Эд встал, чтобы поговорить с ним.
— Да, хорошо. Grazie
.— Ах! Мне жаль! Мой коллега увидел по камерам наблюдения, что сеньора упала. Не нужна ли вам медицинская помощь?
— Я в порядке. Честно. Но спасибо, — ответила я.
— Без проблем. Еще раз извините, что потревожил вас, — искренне проговорил он перед тем, как уйти.
Глава 45
С тех пор, как из ее любящих объятий вырвали Кристофера, прошли месяцы, а гнев Пегги рос и усиливался. Временами казалось, что бурлящая в венах злость, словно горячая ртуть, — единственное настоящее чувство, которое у нее осталось.
Она начала презирать все, что было связано с ее отцом, на которого когда-то смотрела с обожанием. Теперь она видела совершенно другого человека. Она задыхалась от зловония табака, исходившего от его усов. Жир, нависавший над его брюками, и то с какой прожорливостью он ел, насыщая свою жадность, вызывали отвращение. Ей было ненавистно сидеть с ним за одним обеденным столом, пить воду из одного крана, дышать одним застоявшимся воздухом их гостиной.
Лживая мать была ничуть не лучше. Пегги претила мысль находиться рядом с ней. Не извинившись, мать надеялась на прощение, очевидно свято веря, что «нормальные» отношения можно восстановить и так. Но девушка не ждала извинений. Сочувствие, нежность или сострадание были ей не нужны, потому что больше всего она презирала только одного человека — саму себя. Это она подписала бумаги. Она позволила забрать сына. Пусть и в полусознательном состоянии, по глупости, блуждая словно в тумане. Она никогда не поверит, что так будет «к лучшему». Проведя всю осознанную жизнь в абсолютном послушании, она не знала, как бороться, и за это не могла простить себя.
Пегги отказалась ходить в церковь. Сидеть рядом с родителями, слушать, как они бормочут молитвы, было выше ее сил. Ее мозг не мог соотнести слова, произносимые в этих золотых стенах, с тем, что произошло в ее жизни. Христианские ценности, которым ее учили: доброта, человечность, любовь. Именно в этом заключаются библейские уроки, не так ли? Теперь, когда она сидела в церкви на холодной скамье и слушала проповеди, каждое слово, словно деревянное яйцо, отдавало фальшью и пустотой. Где были все эти ценности в тот день, когда ее ребенка отдали незнакомцу, как будто настоящей матери никогда не существовало?
***