Когда мягкие ткани растянутого живота после родов постепенно сокращались, девушка продолжала существовать, но не жить. Каждое утро вставала, садилась в автобус, ехала на новую работу секретарем менеджера спичечной фабрики. Ее босс был неплохим. И Пегги была готова мириться с тем, что он разглядывал ее грудь, пока она печатала на машинке.
Но однажды покинув дом утром как обычно, она решила, что хватит — она не пойдет больше на работу и вместо этого взяла такси в Найтингейл-Хаус.
Водитель высадил ее за воротами, и Пегги направилась по той же самой хрусткой дорожке, по которой ходила беременной и удивилась зловещему и мрачному виду здания. Когда девушка позвонила в колокольчик, одна из медсестер открыла и тут же застыла, узнав непрошенную гостью. Затем, попросив подождать в холле, ушла.
Появление молодой женщины вызвало, как позже опишет полиции директриса, «ужасную сцену». Все, что девушка хотела узнать, это где ее сын и вернуть то, что по праву принадлежало ей.
— Но Пегги, он не твой, — спорила матрона.
Сначала она сочувствовала, но когда девушка отказалась согласиться, схватила ее за руку и позвала двух медсестер на помощь, чтобы вытолкнуть гостью за дверь. Отказываясь уходить, Пегги сидела на ступеньках, пока позже не приехала полиция и не отвезла ее домой.
Миссис Беннетт из соседнего дома чистила крыльцо в то время, когда подъехала полицейская машина и все видела. После этого Пегги в течение нескольких месяцев была темой разговоров всей улицы. В глазах рыдающей в подушку каждую ночь матери, такой позор был намного хуже, чем все то, через что пришлось пройти дочери.
***
Когда наступило второе лето со дня рождения Кристофера, Пегги уже не могла терпеть. В 1965 году ей исполнилось двадцать четыре, вполне достаточно, чтобы уехать так далеко, как только можно себе вообразить.
Она думала о Джеке Ньюмене в Голливуде, в блаженном неведении о судьбе своего ребенка. Сына, о существовании которого он никогда не ведал. И как она подозревала, вряд ли захотевшем иметь с мальчиком что-либо общее, даже если бы и знал. Вспоминая его сейчас, ей было трудно понять, чем он ее околдовал. Обаяние актера было поверхностным, улыбки одинаковыми. Но в одном парень был прав: за пределами ее дома действительно был целый мир.