Странные игры

Люди по всему миру тогда умирали от ковида, а отец имел наглость скончаться от инфаркта – с этим мама отчего-то никак не могла смириться. Похоже, считала, что неприлично было делать ее вдовой по столь обыденной причине.

– Во всяком случае, он не мучился, – привычно повторила Робин.

Она не раз слышала эти слова от врачей, от друзей и от родственников, да и сама их нередко произносила. Странно… Как будто быстрая смерть что-то меняла к лучшему!

– Да-да. – Мать не отводила взгляд от снимка. – А я была хорошенькая!

– Ты и сейчас ничего, – машинально откликнулась Робин.

– Ах, брось! Не лги, не надо щадить мои чувства.

– Нет, правда! Выглядишь хоть куда… Не понимаю, как тебе удается.

– В таких-то старых обносках? Сомневаюсь.

– Что на тебе за юбка? Никогда ее не видела. Очень современная! По-моему, я встречала нечто подобное в модном журнале.

Господи… Никуда от этого не деться! Необходимость расточать фальшивые похвалы просто сводила Робин с ума. Обязательная часть разговора с мамой… Та испытывала потребность раз за разом выслушивать дежурные дифирамбы. Привычно прибеднялась, заставляя дочерей возражать и сыпать все новыми комплиментами.

Попытки сменить тему или убедить маму, что ей вовсе не нужно выглядеть идеально всегда, неизбежно вызывали продолжительную истерику. Об аргументах типа «для своего возраста ты в прекрасной форме» не стоило и вспоминать. Когда Робин было восемь, мать спросила папу – не кажется ли ему, что новые туфельки зрительно утолщают ее лодыжки. «Не думаю, – неосмотрительно ответил отец, – но если тебя это беспокоит, надень другую пару». Мать бросила туфли в камин, да еще случайно подпалила штору. Потом целый вечер кричала на папу, а дочери прятались в комнате Мелоди, укрывшись с головой одеялом. После инцидента мать три дня не выходила из своей спальни и отказывалась принимать пищу. Робин до сих пор помнила, как отец молил о прощении сквозь закрытую дверь.

Впрочем, следовало признать: Диана Харт действительно выглядела прекрасно. Белокурые, с пепельным оттенком волосы пышной волной спадали на плечи, а макияж делал ее лет на двадцать моложе. Одета она всегда была стильно, и все же, помимо изысканной одежды, ей требовалась невидимая мантия, сотканная из комплиментов и восхищения.

Мать удовлетворенно вздохнула, перекинула еще одну страницу альбома и остановила взгляд на фотографии улыбающейся Робин в свадебном платье.

– Ты тоже тогда неплохо смотрелась, – с легкой ностальгией произнесла она.

– Ага…

– Помнишь, как дядя Дональд выпил лишнего и пытался станцевать со всеми твоими подружками? Старый развратник!

Робин ухмыльнулась и, придвинувшись к ней, заглянула в альбом.

– Помню. Я все боялась, что тетя Хильда выльет ему на голову кувшин воды.

– О да! – взвизгнула от смеха мать. – Хильда та еще штучка… Странная пара! Надо сказать, что твой отец был лучшим представителем своей семьи.

– Да, точно.

Мать коснулась пальцем фотографии.

– Чудесная улыбка… Помнишь еще, как я перед сном заставляла тебя по пять минут чистить зубы? Всегда настаивала, чтобы ты регулярно посещала стоматолога… Вот и результат – твои зубки тогда были белоснежными.

– Пойду приготовлю чай. Налить тебе чашечку?

– Что?.. А, нет, спасибо, – отказалась мать и добавила вслед выходящей из гостиной дочери: – От чая образуется зубной налет.

На кухне Робин прислонилась к стене и сделала несколько глубоких вдохов. Пришлось напомнить себе: мать одинока, и после смерти отца ей было нелегко. С начала пандемии она избегала лишний раз выходить из дома и тем самым вынужденно отказалась от любимого образа жизни – попить кофейку с подругами, пройтись по магазинам…

Робин заварила чай и немного повременила, восстанавливая защитную броню, которая в основном сдерживала язвительные уколы. Однако в последнее время никак не удавалось избавиться от бессонницы, и из-за постоянной усталости она ощущала себя более уязвимой.

По пути в гостиную Робин задержалась у материнской спальни. Заглянула внутрь. Там все еще стоял самый притягательный объект ее детства – все такой же манящий и недоступный.

Трехэтажный кукольный домик в стиле викторианской эпохи красовался на большом столе. Три спальни, кухня, гостиная, ванная. Каждая из крошечных комнат была обставлена изящной, мастерски выполненной мебелью. Крохотные шкафчики и комоды таили в себе комплекты постельного белья и миниатюрные наряды. Маленькое пианино в гостиной могло при желании издать несколько нот.

Домик всегда был под запретом. Мама раз за разом объясняла детям – это, мол, не игрушка. Настоящий винтаж, причем очень недешевый. Если с ним играть – обязательно что-нибудь повредишь. Дочери ее умоляли, обещая соблюдать предельную осторожность, однако неизменно получали отказ.

Робин до сих пор иногда играла с домиком – разумеется, втайне от матери, опасаясь, что та ее вычислит. Однажды услышала шаги в коридоре и так перепугалась, что нечаянно сломала крохотный стульчик в игрушечной кухоньке. А потом…

Она отбросила воспоминания прочь и вернулась в гостиную. Ага, мать отложила альбом в сторону. Ну и слава богу.