Странные истории

Идёт Сеня как-то с работы домой, смотрит бабка Таня на скамеечке сидит, весна, тепло, солнышко, а она в валенках и в шубейке, совсем видно кровь не греет. К ней-то и подсел Сеня. Так, мол, и так, душа, дескать, болит, а что делать ума не приложу. «Это тебя Господь к себе зовёт» – прошамкала старуха. Плюнул Сеня в сердцах: «Тебя,– говорит,– самою Господь к себе зовёт, а ты тут всё на скамеечке сидишь, на солнце шубейку греешь». Плюнул и ушёл. Ушёл-то он ушёл, от старухи немудрено уйти, а вот от себя как уйдёшь, когда оно вот тут ворохтается и житья никакого не даёт.

Жена Люба стала настои трав разные готовить, мужик-то совсем никакой стал, всё о чём-то думает, думает. Вон у Савосиной, так же вот ходил, ходил смурной, а потом раз – и повесился. Бабка Таня велела его святой водой попоить. Съездила в район, в церковь сходила, воды святой привезла. А он чего удумал – взял и на кладбище после работы попёрся. Чего, спрашивается, ему там делать?

– Никола-й!– прокричала она брату, что жил от них через дом,– сходил бы на кладбище, мой туда потопал, как бы чего не удумал.

– Ладно, сейчас. – И Николай, воткнув топор в колоду, пошёл на деревенское кладбище. Пришёл, смотрит, Сеня от могилки к могилке переходит и губами шевелит, вроде как разговаривает.

– «Совсем, видно, мужик с рельс съехал»,– подумал Николай и окликнул зятя. Сеня не удивился появлению Николая.

– Что, моя послала? – Николай кивнул. Оба сели на скамеечку возле оградки. Посидели, помолчали.

– О чём думаешь?– спросил Николай зятя.

– О многом я думаю Коля, ох, о многом,– он покачал головой и добела закусил нижнюю губу. Помолчали. – Вот Любаха боится, что я как бы не того, с собой чего не сделал, тебя сюда прислала. Она думает, что я как Савося голову в петлю суну, так что ли?– и Сеня в упор посмотрел на Николая.– Нет, дорогой, сейчас не суну. Раньше мог сунуть, а теперь нет, теперь мне хочется в самом себе разобраться, на самого себя посмотреть, как говорится, этим самым критическим оком.

– Так и разбирался бы дома,– буркнул Николай.

– Дома никак нельзя. Дома никак…, жисть она здесь, на кладбище начинается.

– Как это?! – опешил Николай.

– А вот так, Коленеька, вот так… Я раньше тоже как ты думал: «Отнесли, закопали, бутылку на двоих проглотили и всё тут». Нет, жизнь она отсюда начинается,– и он указал пальцем на кладбищенскую землю. Почему так – я не знаю, но чует моё сердце, что отсюда и я до этого обязательно докопаюсь. Вот хожу я по могилкам, всматриваюсь в фотографии и думаю: «Как вы жили, милые мои? О чём вы думу думали? Кому свою жизнь посвящали?» Дед Захар сидел на Ямале, а дед Кирьян его охранял. Оба вот здесь и могилы по соседству. Я уж не говорю про ту, старую часть кладбища, там и белые и красные и зелёные, все бок о бок лежат. Так ты мне скажи: о чём они думали, ядрёна вошь, когда друг в друга пуляли? О чём? А ведь с одной деревни…

– А ты их и спроси?

– А я вот и спрашиваю. А они мне отвечают, что о душе своей они ни хрена не думали.

– А ты, стало быть, думаешь?

– А я, стало быть, думаю… Только что стал думать, раньше не думал. Раньше о достатке думал, чтоб семье было хорошо, детям опять же.

– А теперь, ты что, об этом не думаешь? – спросил с иронией Николай.

– Да, думаю я, думаю и об этом. Только не главное это в жизни. Еда, шмотки там разные. Я об этом раньше и не думал, а теперь вот думаю. И так думаю, что из головы просто не идёт. И всё это после того как душа заболела.

– Посмотрю вокруг – все дела какие-то делают, копошатся, спорят, ругаются, смеются и того не видят, что это не жизнь. Нет-нет, жизнь конечно, но только это не совсем жизнь…

– Что ты мне тут в уши дуешь, то тебе это жизнь, а то вдруг, уже не жизнь?– осердился Николай.

– Да жизнь это жизнь, только, как бы, не настоящая что ли? Это всё равно, что человек имеет много детей, стариков там ещё; купил большой дом, а живёт в одной половинке. Всем тесно неудобно, а терпят.

– Что ж они вторую половину не займут? – спросил недоумённо Николай.

– А вот не знай, не занимают и всё, как будто у них её и нет или они её не видят.

– Как это?

– А вот не знаю, сам бы хотел с этим разобраться.

Они помолчали.

– А здесь,– Сеня кивнул на могилки,– жизнь со смертью встречается. Здесь, под этой землёй,– и он топнул кирзовым сапогом,– тайна зарыта. Вот почему я сюда и пришёл. Без этой тайны, нам ни в политике, ни в экономике, ни в собственной жизни не разобраться!

– Так зачем ты сюда припёрся, и семью взбаламутил? раз сам говоришь, что не разобраться.

– Это я, Коленька, только здесь всё это понял, а когда я сюда шёл, то этого ничего и не знал.

– Вот, ешки – матрёшки… Ладно, пошли отсель,– сказал Николай, поворачиваясь к выходу. – Чё здесь делать, когда ты всё понял, да и семья опять же волнуется.

Они стали спускаться с кладбищенского холма.

– Ты, Сеня, когда сюда рванул, ты только о себе думал.

– Я што тебе, кошарь что ли какой, чтобы о себе только думать,– озлился Сеня.– Я, можа, как раз обо всех и думаю.

– А ты не о всех думай, а о себе, от этого толков больше будет.