В академии Гаврюша успел заметить секретный отдел. О нём ещё лешачки-слушатели академии в туалете речь вели. Они говорили, что в этом отделе христианством занимаются, а заходят туда лешаки не ниже полковников, подполковников и майоров. Чрезвычайной важности отдел. Говорили, что там на каждого христианина досье имеется, где записываются все его слабости и прегрешения, и что все христиане подразделяются на прихожан, клириков и монашествующих. Ещё удалось узнать краем бесовского уха, что у них в штате есть даже бесовские внутренние войска – целая дивизия лешаческая им придана. Это типа спецназа у людей. У них, сказывали, там хоть и дисциплина, и спрос, но и паёк что надо, и обмундирование. Вот так-то. «Хорошо бы туда попасть»,– думал, слушая академистов, Гаврюша. А когда его выперли за дверь, то он стал думать так: «Хоть куда бы попасть, лишь бы пристроиться».
4.
«Что ж, кто не рискует, тот и не имеет золотых подков» – решил лешачок Гаврюша и направился к своему когортному за разрешением принять образ человеческий. Самовольно тут действовать было никак нельзя, можно чего доброго кому-нибудь и на хвост наступить. Когортный выслушал лешачка, но сам принимать решение не стал, а отослал его к легионному, к самому Болотному Праху. (Он называется легионным, потому, что у него в подчинении легион лешаков). «Пусть,– говорит,– Его Тлетворность решает, это в его компетенции»,– а сам думает: «Конечно, лешачок умный, но как бы не проколоться. Сам докладывать не буду, хотя за это и попадёт, но это совсем мизер по сравнению с взбучкой за прокол».
Пришёл Гаврюша к Болотному Праху, коленки дрожат, хвостик трясётся и бух тому в копыта: «Не вели, дескать, в тартарары, вели слово вымолвить!». Легионный от такой наглости даже опешил. «Но ничего,– подумал,– это даже забавно»,– и разрешил говорить. Гаврюша тут весь свой план и выложил.
– Сам придумал?– спросил Болотный Прах и ласково посмотрел на лешачка.
– Так точно, с места не сойти Ваше Смрадоподобие, пусть у меня рожки отвалятся,– гаркнул Гаврюша.
– Вот и не сойдёшь с места, когда тебе козлиные копыта заменят на свиные. Вот на тех уж попрыгаешь. Они кроме как в дерьме топтаться ни на что не годны…– а сам подумал: «Складно ты поёшь, только посмотрим, как это на деле у тебя выйдет?»– смекает легионный, а сам примеривается, стоит ли докладывать вышестоящему лешаку, Его Скотоподобию, или не стоит?
– Я не Смрадоподобие… ко мне обращаются «Ваша Тлетворность»,– сказал поучительно легионный ласковым голосом,– а сам думает: «Умеет льстить, подлец, значит далеко пойдёт. Не простой, видно, лешачок, не просто-о-о-й…».
Понравился легионному лешачок, шустрый такой, хоть и без академического образования, но землю копытами роет. «Этот до больших чинов дойдёт,– думает,– а дойдёт, так я тут как тут, мой, мол, воспитанник Ваше Мракобесие, и так далее; глядишь, лента на грудь и котёл в преисподней в собственность. Его Беспросветность, секретарь Его Мракобесия, разумеется, скажет, что это его протеже, да ну его к монахам, секретутка червивая, пусть говорит, главное, чтоб потом не обидел. А если что из Гаврюшки получится, то ему и Червивый не указ, сам Смрадный за него будет».
Подумал, порассуждал так Болотный Прах и бумагу нужную для лешачонка подписал и, вручая, сказал:
– Выполнишь всё в точности, о чём говорил, получишь в награду «орден Бесовского отродья» третьей степени, а не выполнишь … – дескать, пеняй на себя. А орден Бесовского отродья, хоть и третьей степени, выше чем медаль Лукавого. Осталось только место проживания в человеческом образе на земле выбрать. Стал лешачок думать: «Идти в страны Рыжего заката – спокойно, но не перспективно, можно тысячелетие прождать места «под солнцем». В страны Жёлтого восхода податься? Тоже особого резона нет, с их традициями можно случайно не того на рога поддеть. Лучше всего в Полуденную копыта направить». – Так Гаврюша и порешил, после чего пошёл командировку выписывать в лешаческую администрацию, чтоб всё честь по чести, а то остановит лешаческий патруль, последних блох отдашь, прежде чем отпустят. Хорошо, что на бумагу печать Смрадного наложили. С такой печатью не остановят, потому, как от бумаги на полверсты этой печатью воняет. А точнее, так это будет.