Забытые ночи любви и дни, полные нежности, постепенно восстанавливались в памяти, складываясь, как кусочки мозаики, и Мериэль уже не отбрасывала их с негодованием, а размышляла. Она успокаивала себя тем, что всегда лучше знать правду, нежели блуждать в темноте неведения. Эти сны и мечты наяву не могли быть плодом воображения, уж слишком живы и реальны они были, в них присутствовало много достоверных деталей.
Мериэль заставила себя принять тот факт, что она влюбилась в лорда Адриана, когда тело победило болезнь, а разум стал чист, как у невинного младенца. И того, что ей довелось испытать с ним, у нее никогда раньше не было. Можно подумать, в Уорфилде жило два человека, а в ней – две, совершенно разные женщины.
Перед лицом этих фактов даже темница Ги стала казаться надежным убежищем. Здесь, как в открытом бою, все ясно – где друг, где враг и чего ожидать в следующее мгновение. Момент освобождения казался более ужасным, ведь она столкнется лицом к лицу с Адрианом. Господи, во имя всех святых, что делать?
Самой трудноразрешимой проблемой является, несомненно, Уорфилд – похититель и враг, муж и любовник, отец ее будущего ребенка. В сердце Мериэль любовь и ненависть вели яростную борьбу, а после того, что произошло, она не имела представления, как вести себя дальше.
В полном боевом облачении, с Ричардом по правую руку и Аланом по левую, со всеми регалиями графского титула, с оруженосцем, ехавшем впереди со знаменем Уорфилда – прекрасный серебряный сокол, – Адриан подъехал к воротам Честена. Его не удивило, что подъемный мост еще поднят. Он ожидал, что Ги воспользуется любой возможностью вывести его из себя.
Доехав до ворот, всадники спешились, оставив лошадей на попечение оруженосцев. Рыцари вели себя так, словно находились за сотни миль от Честена и открыто обсуждали его достоинства и недостатки. Разговор вел Ричард, потому что Адриан молчал. Алан вел себя так же. Кроме того, Фитц-Хью краем глаза следил за бойницами – зная подлость Бургоня, легко предположить, что тот дал указание убить соперника.
Через полчаса Ги и несколько рыцарей появились на крепостной стене над воротами. Их силуэты отчетливо вырисовывались на фоне неба. Уорфилд решил, что противник останется там и не опустит подъемный мост. Для него, видимо, возвышение над соперником являлось высшим наслаждением.
Когда Адриан неторопливо направился к воротам, один из сподвижников Бургоня намеренно громко произнес:
– Уорфилд – самый низкорослый из них, лорд Ги.
Де Лэнси едва сдержал улыбку: жирный боров любил грубые шутки и грубую игру. Неужели он действительно считает, что остальные восхищаются его огромным ростом и неимоверной толщиной? Адриан нисколько не завидовал ни Ричарду, ни Алану, которые почти на голову возвышались над ним, поэтому не обиделся и приветливо произнес:
– Ги, у тебя с годами ухудшается зрение? – его хорошо поставленный, звучный голос, с раннего возраста развившийся пением гимнов, достиг ушей соперника, причем без всякого усилия со стороны де Лэнси. – Или тебя подводит память?
Бургонь оскалился – все-таки, возраст не то, что рост, он старел, а Адриан намного моложе.
– Я сомневаюсь в твоей чести, поэтому решил вести переговоры отсюда.
Другое оскорбление, и снова Уорфилд парировал:
– Я еще не дошел до того, чтобы заставлять мужчину показывать мужество и храбрость, когда тот их не имеет.
Даже с такого расстояния де Лэнси разглядел, как покраснело лицо Бургоня. Конечно, он повинен во многих подлых и злобных поступках, но никак не в трусости.
Увидев выражение лица противника, Адриан напомнил себе, что он здесь не для того, чтобы обмениваться оскорблениями. Ги, несомненно, тугодум, но в силах отомстить Мериэль, полностью находящейся в его власти, и чем сильнее его гнев, тем больше опасность, что враг отыграется на пленнице.
– Давай не будем терять время, Бургонь. Ты говоришь, у тебя моя жена. Докажи! Покажи, что она жива и здорова, или нам не о чем разговаривать.
Лицо Ги немного прояснилось, когда он понял, что соперник зависит от него.
– Я так и знал, что ты попросишь об этом, – прогремел он и сделал знак кому-то внизу.
Через минуту на стене появились еще двое. Один из них, рыцарь в доспехах, вел за руку хрупкую женщину с повязкой на глазах и связанными за спиной руками. Несомненно, это Мериэль, ее черные, заплетенные в косы волосы падали на плечи, а платье, слишком большое для нее, развевалось на ветру. Позади Адриана судорожно вздохнул Алан, но во вздохе слышалась не боль, а облегчение.
Заслонив рукой глаза от солнца, Уорфилд жадно вглядывался в пленницу. Девушка двигалась непринужденно и без усилий, похоже, она не ранена и у нее ничего не сломано, однако граф стиснул зубы, видя, что повязка закрывает не только глаза, но и уши, лишив Мериэль зрения и слуха. Намеренная жестокость со стороны Ги, и Адриан отметил это как очередное преступление, за которое противник очень скоро понесет наказание.