Странные мы

Несколько минут проходят в тишине. Мне не обязательно говорить ему что-то, чтобы дать понять, что я рядом, и он может рассчитывать на меня.

– Думал, ты ушла, ― повернув голову ко мне, неуверенно произносит он.

Он уже раскаивается за то, что случилось – это очевидно.

Я упираюсь ладонями в ограждение и едва заметно качаю головой.

– Если ты этого хочешь – тебе стоит только сказать, но до тех пор… Я никуда не денусь, ― ровно и спокойно отзываюсь я.

Несколько минут он в раздумье молчит, взвешивая мои слова. Затем я слышу тихий голос:

– Я пил в тот вечер. Не много – показатель не превысил норму, но я все равно пил, Кая.

То, что я вижу в его глазах, сбивает дыхание в моей груди. Они полны муки и самоистязания. Кажется, будто он возложил на свои плечи весь груз вселенной.

– И каждый раз, снова и снова прокручивая в голове последние мгновения перед тем, как тот фургон врезался в нас, я думаю, что если бы не выпил тот бокал, возможно, моя реакция была бы лучше? Я мог бы раньше заметить ту машину и понять, что она несется прямо на нас? Я бы успел затормозить, или съехать с дороги. Не знаю… сделать что-то.

Я кусаю щеку изнутри, подавляя в себе желание вновь начать возражать и навлечь его гнев.

Я не думаю, что в той ситуации, которая сложилась, он мог что-то сделать. Я читала отчет об аварии – у него не было шанса. Ни у кого бы не было. Слишком мало времени, слишком большая скорость…

– Мне нельзя было быть таким беспечным, ― прикрыв глаза, сдавленно шепчет он.

– Даже если ты прав – ты не можешь вернуться и сделать все иначе. Ты можешь винить себя за это всю оставшуюся жизнь, но это все равно не поможет тем, кого ты потерял. Это никому не поможет, Айден. Ты можешь погрузнуть в жалости к себе, в обвинениях, или ты можешь продолжать жить дальше и помогать тем, кто в этом нуждается. Тем, кому можешь помочь. Потому что только это в твоих силах. То, где твой выбор что-то решает. И это не замаливание вины, не искупление грехов. Это то, что делает тебя тобой. Делает таким, какой ты есть – или каким стал – это неважно. И пусть ты не хочешь видеть этого, не хочешь слушать, но ты хороший человек, Айден. Чтобы ни стало тому причиной, ты не плохой. Нет.

Долгое время он молчит, ничего не отвечая. Мне хочется думать, что он услышал меня – но когда человек так долго живет с уверенностью своей вины, нужно что-то большее, чем пара фраз, чтобы его в этом переубедить.

Кусая нижнюю губу чуть ли не до крови, Айден смотрит вниз, и хотя здесь не очень высоко, мне вдруг становится страшно. Холодок ползет по моей спине, а голову одолевает зудящий вопрос: задумывался ли он когда-нибудь о том, чтобы все закончить? Хотелось ли ему этого?

Мысль настолько пугающая, что я тут же стараюсь затолкать ее в самый дальний угол сознания.

– За две недели до аварии у Николь была назначена сонограмма, и она так ждала этого дня, чтобы увидеть нашего ребенка, ― едва слышно говорит Айден, не глядя на меня. ― Нам должны были сказать пол малыша, потому что в прошлый раз она легла так, что невозможно было определить. ― Едва уловимая, бесконечно грустная улыбка трогает его губы, вновь терзая мое сердце и душу. ― Но назначенное доктором время совпало с запланированным деловым обедом, во время которого я должен был привлечь очень крупного, выгодного клиента. Николь просила перенести обед, не хотела идти одна, а я… струсил, что сделка сорвется и ей пришлось идти без меня. И пока она была там, я окручивал очередного денежного мешка, больше ни о чем не думая. ― Айден пожимает плечами, с пустым, ничего не видящим взглядом. ― Я просрал последнюю возможность увидеть свою дочь живой. Вот каким хорошим я был, Кая. Вот каким…

Айден поворачивается, спрыгивает с ограждения и уходит с крыши.

На этот раз я не иду за ним.

* * *

– В эту субботу у моей матери юбилей и будет небольшой прием по этому поводу. Она просит, чтобы я тоже пришел и взял тебя с собой.

Он обрушивает на меня эту новость, когда мы ужинаем пиццей у меня дома под просмотр «Обители зла».

Я отключаю звук на телеке, испуганно глядя на него.

– Твоя мама хочет познакомиться со мной?

Он трет щетинистый подбородок.

– Вообще-то, они с отцом хотят.

Вау! Вау! Я не знаю, что и сказать. Я никогда прежде не заходила в отношениях так далеко.

– А ты этого хочешь? ― осторожно спрашиваю я. Не имеет значения, чего хотят его мать с отцом, если сам Айден не хочет этого.

Он молча кивает.

– Говоришь, это прием, да? У богатых это так называется? ― Мой голос слегка дрожит. Как и мои коленки – хорошо, что я сижу.

– Ага.

Он усмехается.

– Женщины в вечерних, дизайнерских платьях, а мужчины в смокингах?

– Именно, ― кивает он.

– Аа! ― Я накрываю лицо ладонями и стону – кажется, у меня начинается паника!

Айден смеется, отнимая мои руки от лица.

– Да я шучу, Кая! Не все так официально. Будут все только свои.

«Ну, это ему они свои. А меня они будут оценивать как его новую девушку!»

– Никаких смокингов, во всяком случае, не обязательно. И ты можешь одеться так, как хочешь. Желательно, правда, не в джинсы и не в леггинсы.

Прищурившись, я бью кулаком его в плечо.