Странные Псы

Зан закрылся от ножа рукой, серая кожа вскрылась, и чёрная кровь залила его ладони. Глаза Зана расширились от шока. Отец пролетел вперёд, всё так же бессвязно вопя. Он сгрёб саван Зана в кулак и поднял малыша над полом. Кара изо всех сил упёрлась матери в шею и выскользнула на пол. Мама теперь причитала тонким, натянутым, полным паники голосом. Отец открыл дверь кладовки. Он швырнул Зана внутрь и захлопнул дверь, всё ещё крича. Теперь в крике были слова. Он орал: «Оставь мою семью в покое».

— Да что с тобой происходит? — закричала Кара. Она ударила отца в спину и замерла. Она раньше ни разу не била его. Он даже не заметил. Он схватил один из кухонных стульев и заклинил с его помощью дверь в кладовку. Зан ударил в дверь, причём сильнее, чем он, как думала Кара, мог. Мама взвизгнула и начала сыпать проклятия быстро и тихо, почти шёпотом. Звучало как молитва.

По щекам Кары текли слёзы, но не от жалости. Всё, что она чувствовала — мощную растущую ярость.

— Я вернула его обратно! — завопила она. — Он был мёртв, а я отдала его псам, и они его починили!

— Псам? — спросил папа. — Каким псам?

— Псам, которые появились, когда включили прямые луны, — сказала Кара. Они совсем ничего не понимали, а объяснять словами было всё равно что пить через тонкую соломинку. Они не вмещали всего смысла. — Они починили птицу и дрон, и они починили Зана, потому что я попросила их, и он вернулся. Я вернула его, а ты делаешь ему больно!

Она услышала, как мама где-то сзади говорит в планшет. «Мне нужно связаться с военными. Здесь чрезвычайная ситуация». Кара чувствовала свой гнев и нетерпение, как яд, разливающийся в крови. Она откинула стул, попыталась снова открыть дверь. Отец схватил её за плечи и притянул к себе так близко, что его лицо заслонило весь мир.

— Это не твой брат, — сказал отец, чеканя каждое слово. — Это. Не. Зан.

— Это он.

— Из смерти не возвращаются, — сказал отец.

— Здесь возвращаются, — сказала Кара.

— Его глаза, — сказал он, тряся её на каждом слове, — то, как он двигается. Это не человек, детка. Это что-то ещё, одетое в кожу моего малыша.

— И что с того? — сказала Кара. — Он знает всё, что знал Зан. Он любит то, что любил Зан. Вот что делает его Заном. Как ты можешь так поступать с ним только потому, что он не идеален!

Послышался голос матери, жёсткий как камень.

— Они отправят из города отряд.

— Солдаты? — сказала Кара, выворачиваясь из рук отца. — Ты позвала к нему солдат? Ты же ненавидишь солдат!

Она снова взялась за стул, но мама подняла её сзади, так что её ноги волочились по полу, и потащила её в её комнату. Зан звал из кладовки, его голос был приглушён из-за слёз и замешательства. Кара попыталась повернуться к нему. Попыталась до него дотянуться.

Мама втолкнула её в комнату и заблокировала дверь своим телом. Когда она посмотрела на Кару, выражение её лица было пустым и жёстким.

— Всё будет в порядке. — сказала мама, — но ты останешься здесь, пока я со всем не управлюсь.

Целый поток мыслей боролся за право завладеть голосом Кары — «здесь не надо было ни с чем управляться», «почему вы считаете, что всё это плохо?» и «ты позволила папе порезать Зана» — и оставил ей лишь возможность бессвязно бормотать. Дверь закрылась. Кара сжала кулаки и врезала ими в стену. Из дома слышались голоса её родителей, состоящие из резких, жёстких звуков, которые она не могла разобрать. Она села на край матраца, сложившись в три погибели, и положила руки на свои дрожащие ноги. Кровь, казалось, кипела от гнева, но ей надо было подумать.

Придут военные. Родители собираются позволить им увести Зана. Отдадут им Зана. Они скажут, что псы плохие. Опасные. Они могут причинить им боль.

И всё потому, что на Земле всё работает не так.

Комната была полна её вещами. Её одежда — чистая, сложенная в шкафу, и ношеная, разбросанная на полу вокруг корзины. Картина над её кроватью с динозавром, бегущим за человеком в большой розовой шляпе. Картина, которую она сделала, когда ей было семь из лаконийской травы и клея, с оценкой инструктора Ханну — «Отличная работа!» — сбоку. Планшет с её книгой в нём. Она была всё так же открыта на странице с Эшби Эллен Экерман в Париже. Старушка кормила птиц хлебом. Она положила кончики пальцев на картинку. Это была ненастоящая женщина. Это и картинка-то была ненастоящая. Это была просто идея идеи. Всё это не имело к её жизни никакого отношения, и она ничего не потеряет, если даст ему уйти.

Она закрыла книгу и включила функцию записи. Она чувствовала, как ускользает время, но всё же оглядела комнату долгим взглядом. Здесь была вся её жизнь, записанная маленькими заметками и вещицами, складывающимися в историю, которую только она и могла понять.

И кроме неё никто.