Тимофей Сорока не знал, чем атаман обязан графу Орлову и почему выполняет его просьбы, и не хотел знать. Денег Орловских им было не надо; гайдуки — народ вольный и неподкупный, живут и сражаются сами за себя, грабят безжалостно, но подачек не берут. Поместье своё Тимофей давно проиграл и с тоски сжёг, о чём ни разу не жалел; жила банда то в пустующих сторожках, то на постоялых дворах, то ещё по каким берлогам; случались голодные времена, но страшной нужды Сорока пока не видел — была бы добыча.
Видно, была между Бурсуком и Орловым какая-то давняя дружба, а может быть, Орлов, известный мягким нравом, когда-то Бурсука выручил — всё равно никто из них этого не расскажет.
— Стреляй только в Инзова, пули береги, — громко сказал невидимый за стеной Бурсук.
— Да не придётся, — возразили ему. — Порубим.
Сорока вдохнул, задержал на секунду дыхание, чтобы орать потом с большей силой. И уже через мгновение раздался грохот вышибаемых ставней и дикий, по-звериному рокочущий крик:
— Всем лягать…б вашу душу, господа хорошие! Всем лягать, пока живы, нас двенадцать человек и мы вас…б вашу душу, как курей порвём!!!
Сняв с ноги Овидия, Пушкин встал с кресла и пошатнулся — после дневного сна не только не чувствовал себя свежим, но даже будто бы устал. К тому же что-то мешало в комнате, прибавляя чувства разбитости.
Что не так? А, пока я спал, упала гардина.
Перешагнув через смятую ткань, Александр выбрался в коридор, остановился, протёр глаза и снова оглядел странным образом изменившийся интерьер. Дверь в соседнюю комнату, пустовавшую всё время, пока Пушкин жил в доме Инзова, висела на одной петле а возле ручки зияли два крупных отверстия, неприятно наводящие на мысли о пулях. Ковёр, прежде ровно застилавший коридор, ныне был смят и в одном месте разорван, а из дверного косяка торчал нож, глубоко войдя лезвием в дерево.
Чувствуя в голове звонкую пустоту, Пушкин тронул нож (тот дрогнул, но не выпал) и прошёл до конца коридора — в гостиную, куда, впрочем, попасть не смог, оказавшись перед поваленным на бок огромным столом, простреленным посредине. Под ногой хрустнула стеклянная подвеска люстры, одна из многих, посверкивающих на полу. Сама люстра лежала недалеко от стола грудой осколков, из которых выглядывал изломанный остов, а над ним возился с веником невозмутимый Афанасий.
— А, — сказал Пушкин, ковыряя соринку в уголке глаза.
— Не извольте беспокоиться, — буркнул Афанасий. — Поозоровали тут, пока вы почивали-с.
Пушкин сел на корточки, прислонившись к простреленному столу, и стал ждать объяснений.
Как всё было — ужасная догадка — приключения письма — в плену — Маруся
Он на бумажке пишет кровью:
«Дышу до гроба к вам любовью».
До тех пор, пока объяснения в лице Ивана Никитича не соизволили выйти к несчастному агенту, Француз обошёл комнаты, потормошил крепко спящего Никиту (разбудить не смог) и установил вот что: гардина на полу, следы грязных сапог начинаются и ту же обрываются под окном, сабля со следами крови на рукоятке, два отверстия в двери, одно широкое и неровное.
Первый выстрел послышался со стороны дальнего окна, и Сорока, удивлённо глянув на растрёпанного юношу, продолжающего безмятежно спать, только скорчившего на секунду гримасу от попавшего на веки солнца, устремился на звук. В это время Ион Данилеску, выстреливший в наставившего на него ружьё дворецкого, обнаружил две вещи: во-первых, ружьё оказалось толстой ручкой метлы, а во-вторых, дворецкий, будто предвидя выстрел, присел, так что пуля прошла высоко над его головой, а сам кинулся на Данилеску и пребольно ударил его метлой в грудь. Гайдук машинально отклонился назад, защищаясь от метлы, как от пики, но прежде чем успел выпрямиться, дворецкий с невероятным проворством кинулся ему под ноги и, схватив за лодыжки, перекинул через подоконник.
Нечленораздельно крича, в комнату ворвался Сорока и прикладом сшиб дворецкого на пол. Откуда-то послышались крики и удары, дверь, ведущая в коридор, сорвалась с петель, и началась неразбериха. Сорока и вновь забравшийся в окно Данилеску теснили к двери двоих слуг, вооружённых тяжеленными бронзовыми штырями, выдернутыми из ширмы. Сабля Данилеску вылетела из разбитой кисти, другой рукой гайдук выхватил пистолет, и тотчас оба крепостных, сделав кувырок, исчезли в коридоре. Пуля пробила дверь. Туда же угодил заряд крупной дроби из ружья — стоп. Окно небольшое, коридоры узкие, а вечно нести ружьё в руках гайдук не станет — повесит на плечо. С длинным стволом не развернуться, значит -
…крупной дроби из обреза Сороки.
Перевёрнутый стол, зарубки на стене — от случайного взмаха клинком; на полу обломок шашки и две неровные борозды грязи, к одной из них прилип вьющийся седой волос -