Странные сближения

Хельга Венцке знала, что замысел её не может быть совершенен, ибо сама она недостаточно умна. Но быть раскрытой на следующий день после преступления — это унизило её. Хельга долго разрабатывала план и теперь не могла поверить, что всё оказалось прозрачным для каких-то шумных, всегда казавшихся безопасными русских. Девочка не должна была вызвать подозрений, а сама Хельга и не могла их вызвать — она была у всех на виду. Адель выдала себя, поняла она и чуть разрыдалась от обиды. Девчонка не удержалась и рассказала кому-то, хотя и клялась в молчании, запуганная до полусмерти перспективой вечного позора и изгнания из семьи.

Волосатый и носатый человек, похожий на виденную некогда в зверинце макаку, налетал на неё с криками:

— Где письма? Письма где?

— Я отдала их, — сказала Хельга.

— Кому?

— Я не знаю этого человека. Он обещал заплатить.

Макака запрыгала по комнате, радостно потирая когтистые лапки.

— Ах, счастливые мы с вами люди, господа! Когда же он должен вам заплатить?

— Уже заплатил, — сказала Хельга.

— Чушь, если бы он заплатил, вы бы сбежали в тот же день. Говорите, когда встреча?

Но Хельга молчала, глядя в пол.

— Если вы не ответите, — вмешался высокий лысеющий господин с закрученными усиками, — вас выгонят с позором, и ни в один дом вас больше никогда не возьмут.

Вдруг стало ясно, что теперь её убьют. Не эти — их Хельга ненавидела, но не боялась. Убить её должен был другой человек, назвавшийся Вальдемаром.

— Она не врёт, — сказал очкарик Раевский, дальний родственник её воспитанниц. — Ей заплатили. Просто её задание не окончено, верно я говорю?

Смерти не избежать, подумала Хельга, вспоминая, как Вальдемар (как его на самом деле зовут, Хельга не знала, но предполагала, что имя должно быть турецким) легко разламывал в кончиках пальцев орех. Точно так же должна была хрустнуть и расколоться голова немки. После этой мысли на неё напало желание говорить: много и обо всём. Захотелось сказать, что она не любит турок, и связана с ними только волею случая, что давно бы сбежала отсюда (благо, и Давыдовы и Вальдемар платили ей достаточно), но знала, что её найдут и убьют; она видела, как он находил и убивал, и как трещали орехи под его пальцами — хрусть, хрусть. Хотелось говорить долго, чтобы отсрочить момент, когда нужно будет подойти к столу.

Хельга подошла к столу и взяла тяжелую шкатулку, где хранила деньги.

— Что у вас там? — спросила макака.

Хельга сдвинула язычок замка в сторону, обнажив торчащий под ним фитиль.

— Подойдите, — сказала она. Умереть предстояло в любом случае, а думать о том, что сделает с ней Вальдемар, Хельга не собиралась. Предпочла воспользоваться его подарком.

— Зачем вы с ними связались? — Раевский подошёл первым. — Вы ещё нестарая, привлекательная женщина. Сколько вам? Тридцать пять? Тридцать шесть? Не поздно для приличной жизни. Да вроде бы она и так у вас сложилась не худшим образом. Чем они вас подкупили?

— Кто «они»? — не понял господин с закрученными усиками.

Хельга шарила по столу в поисках огнива.

Макака подошла почти вплотную.

— Мы сохраним вам жизнь и обеспечим безопасность, фройлен Венцке.

— Я хочу вам верить, — честно сказала Хельга, найдя, наконец, огниво и поднося к фитилю.

— Что вы делаете?

— Я боюсь, — Хельга судорожно вдохнула. — Меня никто не сможет защитить. Тем более вы.

Нужно было надавить пальцем чуть сильнее, но силы вдруг покинули правую руку Хельги Венцке, да и левая начала предательски дрожать, готовясь выронить шкатулку. Может быть, лучше сдаться? — подумала Хельга. — Сейчас я разожму пальцы и сдамся, потому что не хочу умирать. Конечно, Вальдемар обойдётся со мной, как с орехом, но это будет хотя бы чуточку позже.

Макака протянула смуглую лапку и взяла Хельгу за запястье. Рука фройлен Венцке дрогнула, и огниво повисло на пальце. Хельга машинально перехватила его поудобнее.

Она успела увидеть сорвавшуюся искру и завиток дыма взлетающий от фитиля.

Потом невесть откуда возникло ослепительное жёлтое сияние, рванувшееся во все стороны; комната наполнилась жаром, и оказалось, что некого и некому больше разоблачать и защищать: остались только летящие и сталкивающиеся воздухе руки, расставшиеся с телами, куски плоти на костях, обрывки ткани и тёмные брызги. Всё это дважды перевернулось перед глазами Хельги, пока её голова падала на паркет, после чего наступила темнота, хотя фройлен Венцке держала глаза открытыми.

«Я ослепла» — подумала Хельга, но это её уже не испугало.

Интерлюдия: Зюден

«…И что уж убийцы со мной на ночлеге».

— «Но что ты затеял? подумай, родной!»

К.Рылеев

Костёр начал затухать, и в мечущемся оранжевом свете перечитать написанное до конца стало трудней — заболели глаза. Зюден презирал собственное зрение за слабость. Тело, ум и память были покорны ему, оружие сливалось с телом и делалось его частью, едва коснувшись руки, слух был отменный, но глаза, самый ценный и хрупкий орган, с каждым годом всё сильней уставали и отказывались работать без ровного освещения.