— Вы будете чувствовать, в то время как мы будем мыслить. И России не грозит революция: вы привыкли верить, что всё решается не вами. А ведь император — не Бог, и поверьте, господин Чаадаев, я видел его значительно дольше, чем вы. А с вами я знаком всего-то минут десять. Но император мне интересен меньше, чем ваша особа, и мне жаль, что вам и подобным вам придётся пережить неизбежное… Помните, что мой дом в Вене будет для вас открыт, и не забудьте мои слова, когда они начнут сбываться: ваша страна не в руках Бога, а моих руках, а я тоже не Бог, но я — мысль.
Январь — отъезд Раевских — дорожная дедукция — заговорщики
Сын отдаленной чужбины,
Муж иноземный, — куда?
Бездеятельно и праздно шёл январь. После отъезда Орлова и иже с ним Александр Львович заметил, что жена его по неведомой причине загрустила, и взялся развлекать её, как умел, — возя на прогулки по ближним деревням. Аглая тихо негодовала, но поделать ничего не могла. Адель, ставшая пугливой и тихой, расстраивала плохой памятью новую немку, фрау Шмидт, привезённую из Киева, и избегала появляться в комнатах матери и бывшей гувернантки. Николя, до сих пор не переболевший Байроном, пробовал писать стихи: поначалу было смешно, но потом литературные пробы Раевского-младшего стали надоедать.
Александр Раевский на некоторое время словно забыл о Пушкине и деле. Он уходил надолго, в доме его не удалось найти даже у Аглаи. Однажды Пушкин столкнулся с ним на берегу Тясмина. Раевский сидел на камне, подстелив плащ, и перелистывал блокнот. Увидев скучливо слоняющегося Француза, Раевский сдвинул очки на кончик носа и чуть опустил голову, приветствуя, но сразу же продолжил писать. Александр хотел окликнуть его, но что-то подсказало: не стоит. Должны быть личные дела и у А.Р.
Если раньше утешение находилось в беседах с Николаем Николаевичем-старшим, то теперь его место занял громогласный Василий Львович. Ему одному (кроме Никиты, разумеется) было дозволено входить в оккупированную Пушкиным биллиардную и отвлекать в любое время любым разговором. Выспрашивать подробности о секретной деятельности «Союза Благоденствия» Француз пока не решался, зато вволю наслушался о возможности существования Российской Республики. Тем более это было приятно оттого, что Пушкин искренне разделял мнение Василия Львовича — республика должна была быть, и, несомненно, спасла бы страну от неизбежного краха.
С Катериной Николаевной отчаянно хотелось видеться, но нельзя было поспешить и выдать своё внимание, поэтому Пушкин заговаривал с ней, только случайно оказавшись рядом. Катя с радостью подхватывала разговоры на книжные темы, и Александр чувствовал, что она всё чаще забывает о разнице в возрасте (Катя была на два года старше) и по-настоящему увлекается; другого он и не хотел.
Казалось, что январь уже не кончится, и нет на свете ни города Петербурга, ни Зюдена, ничего. Из этой бесцельной и бесснежной дрёмы выдернула Пушкина весть об отъезде Раевских. Николя, столкнувшись с Александром во дворе, сообщил:
— Мы, между прочим, послезавтра в Киев собираемся. Поехал бы и ты с нами, а?
— Почему в Киев?
— Отца служба зовёт. Поехали, там люди интересные, ярмарки…
— Ай как хочется… — Пушкин задумчиво почесал ухо. — Инзов, наверное, голову сломал, где я три месяца пропадаю… Отпрошусь ещё на месяц.
— Повезло тебе, что Инзов добряк.
Неизвестная Николаю Раевскому-младшему причина доброты Инзова была проста: ему поручили во всём покрывать агента Француза, не задавая лишних вопросов. Губернатору вверили беспутное, но гениальное сокровище, за прикрытие которого придётся отвечать головой, — он и обеспечивал прикрытие изо всех сил.
Александра Раевского Пушкин нашёл у реки, куда тот зачастил. Полковник оглаживал коня, только что остановившегося после галопа.
— Это вы, — сказал Раевский, не оборачиваясь. — Слышали новости? Тихо, Авадон, стой.
— Мне почему-то кажется, что к этому отъезду вы тоже приложили руку.
— Правильно кажется, — Раевский обернулся и вынул из кармана очки. — Хотя вызов отцу устроил не я, а кто-то из киевских людей Нессельроде.
— Чёрт. А Нессельроде предупредили вы?
— Совершенно верно.
— Parbleue! — Пушкин пнул подвернувшуюся корягу.
— Не пойму я вас, Александр. Вы сами не писали графу о своих успехах?
— Вы говорили, что ему неизвестно о тайном обществе!
— Было неизвестно на момент нашей с вами встречи в Кишинёве. Но не буду же я скрывать от Нессельроде ход следствия. Пушкин, — Раевский взял Француза за пуговицу и притянул ближе к себе, — я вижу, вы всерьёз занялись делами «Союза». Это хорошо, что вы погружаетесь в них, но не забывайтесь. Тут у нас турецкий шпион, и «Союз Благоденствия» — игрушка в его руках. Отнеситесь к этому соответственно.
Ну вот, и с Раевским придётся быть осмотрительнее.
— Снегу бы, — пожаловался Александр Львович, получивший вместе с Пушкиным приглашение. — Поехали бы на санном возке. Я новый санный возок купил, ни разу ещё на нём не выезжали…