— С кем танцуешь? — Николай Раевский-младший смотрел поверх плеча Пушкина. Александр обернулся, и увидел спину дамы, идущей вдоль карточных столов, составленных у стены.
— Ты на неё смотришь?
— Её зовут Каролина, она красавица и обещала мне танец. А ты…
— С твоей сестрой, — Пушкин проводил взглядом Каролину, так и не найдя в её спине ничего особенного. — С Еленой.
— Вот как. Ты знал, что чертовски нравишься ей?
— Алёнушке? — изумился Пушкин, привыкший думать о ней, как о создании эфемерном, живущим где-то на самом краю материального мира. — Ты шутишь?
— Ничуть, она давно… Всё, молчу, — Николя захлопнул ладонью рот. — Ты ничего не слышал. Но если хочешь породниться, имей в виду, она пока свободна.
Я даже голос её не помню, — хотел сказать Пушкин, но удержался, а Николя уже позабыл о разговоре, снова высмотрев в толпе свою Каролину.
Голос у Елены Раевской оказался ей под стать — тоненький и прозрачный.
— А правда, — смущаясь, спросила она, когда перешли к медленной части вальса, — что вас в Петербурге хотел убить ваш соперник, и поэтому вас отправили на юг?
Пушкин споткнулся.
— Вообще-то нет. Кто вам это сказал?
— Все только и делают, что рассказывают что-то о вас. Нет-нет, я ничего больше не скажу. Так это неправда?
— Бежать от соперника? — обиделся Пушкин. — Нет уж, скорее, я бы сам его прибил.
Во взгляде Елены было всё больше восхищения.
— А правда, что вы сами попросили сослать вас, потому что здесь женщина, которую вы любите? Ой, я снова проговорилась…
— Ничего подобного. Я тайный разведчик Коллегии Иностранных дел, здесь охочусь на очень опасного шпиона, который перебил кучу народу, трижды чуть не убил меня и заставил отрастить бакенбарды. Вот как всё обстоит на самом деле.
Смеялась Алёнушка тихо, как-то носом.
«Привыкла сдерживать смех, чтобы не закашляться» — догадался Александр.
Хлопнули открываемые бутылки, и танцы были на время прерваны.
— Друзья! — Орлов стоял с полным бокалом в руке. — Нынешний вечер нам…
Пушкин отошёл. Не было настроения слушать тосты и пить; в голове теснились мысли о Южном обществе, Зюдене, Кате, Елене, Этерии и возможной войне.
Долетевшее до ушей слово «помолвка» вернуло Александра на землю.
— Что? — он завертел головой. — Какая помолвка? С кем?
— Графа Орлова, — сказала Елена, улыбаясь невнимательности Пушкина.
— Не знал, что он помолвлен.
— Правда? Граф женится на нашей Кате. Вам плохо?..
— Пушкин, проснитесь, дайте гитару.
Из мутного облака возник длинный стол и сидящий за ним А.Р. Собственно, кроме него за столом сидело не менее тридцати человек, где-то на дальнем конце сиял Орлов, подле него сдержанно улыбалась Катерина Николаевна, а рядом с Пушкиным Денис держал на вытянутых руках гитару, обвязанную голубым бантом.
— Дай ему гитару скорей, — Давыдов сунул инструмент Пушкину в объятия, — не то он снова откажется петь, и мы его больше не уговорим.
Раевский, сидящий с таким видом, словно стал жертвой преступного сговора, принял гитару и, поправив очки, затренькал первой и второй струнами.
— Спойте, — попросил кто-то незнакомый.
— Первый и последний раз, — голос Раевского стал ниже и глубже; А.Р. готовился петь.
Слушал, опустив нос в бокал, Охотников; Василий Львович вертелся на стуле — он чувствовал себя неловко, слыша грустную песню, и боролся с желанием исправить эту ошибку мироздания; Елена Раевская, надеясь, что её никто не видит, смотрела на Пушкина; деловито жевала яблочный рулет Софья Алексеевна; Николя, потрясённый видом поющего брата, машинально комкал салфетку; качала головой в такт мелодии Мари.
— Раевский, — Пушкин поднял голову и сфокусировал взгляд. — А почему мы до сих пор на вы?
Пока Орлов принимает запоздалые поздравления, а Пушкин собирается в дорогу, совершим ещё одну короткую вылазку в грядущее.