Странные вещи

– Не ищите неприятностей, маленькая мисс.

Лихорадочный ритм города так захватил Клевер, что она чуть не забыла об указаниях отца.

– Канарейка среди голубей…

Она стала присматриваться к птицам на крышах. Сверху на нее щерились горгульи, высовывая черные от копоти языки. Какой-то шутник повязал на шею одной из них настоящий шарф. Задавая вопрос о канарейке, Клевер добилась даже меньше толку. Горожане были слишком заняты, чтобы беспокоиться о потерянной птичке.

Подняв глаза к небу, Клевер не заметила, как забрела в другую часть города. Здесь дома жались друг к другу, как лодки, бурей выброшенные на берег. Клевер обходила стороной попрошаек, лица которых были покрыты язвами и нарывами. У многих встреченных ею здесь людей кожа была темной. Нью-Манчестер был известен, как прибежище чернокожих, освобожденных, рожденных свободными или беглецов. Клевер думала, что в большом городе все должны жить бок о бок, дружно, как в их деревне у озера Саламандра. Но этот квартал так сильно отличался от главной площади, словно был другим городом.

Метельщики, убиравшие с улиц конский навоз, добравшись до этих мест, не тащили свой груз дальше, а здесь же сваливали его в громадные кучи, над которыми кружили рои мух. Вокруг этих насыпей сидели чернокожие старики, слишком слабые для тяжелого труда. Они перемешивали в ведрах навоз с глиной – топливо, чтобы не мерзнуть по ночам. За работой они перешучивались и смеялись, но Клевер заметила, что ноги у многих были изуродованы. Бери-бери – болезнь, простым лекарством от которой было нормальное питание.

Клевер приходилось зашивать и черную кожу. Для иглы разницы не было. Ее отец лечил рабов, свободных людей и индейцев – всех, кто нуждался в помощи. Он учил дочь, что одними и теми же лекарствами можно лечить любые тела.

Клевер думала, что в столице свободного штата Фаррингтон она увидит подтверждение этой простой истины. Ничуть не бывало. Нью-Манчестер был расколот, как тарелка.

– Красивые цветы для леди! – пропела маленькая цветочница, издали завидев Клевер. Волосы девочки были причесаны очень гладко, а намазанные маслом косички заплетены туго-натуго и похожи на палочки лакрицы. Она очень старалась выглядеть приличной. Эта девчушка, рожденная здесь, на замусоренных грязных улицах, была очень опрятной – у Клевер никогда так не получалось.

Вдова Хеншоу рассказывала Клевер, что, если охотникам на беглых рабов не удавалось поймать беглецов, они, случалось, похищали свободных людей и отправляли их на плантации, и никого не волновало, есть у них документы или нет. Клевер только слышала о чем-то подобном, а эта девочка жила под такой угрозой. И все-таки она стояла здесь, храбрая и уверенная, как фигура на носу корабля, и торговала цветами.

– Цветы! – снова крикнула она. – Цветы для красивой леди!

Клевер вовсе не казалась себе красивой дамой, так что она только покачала головой и пошла дальше.

Отцовский кожаный саквояж с каждой минутой все сильнее оттягивал плечо. Клевер сгибалась под грузом тайны и изнывала от жажды. Но больше, чем о воде, больше, чем о еде, даже больше, чем о сне, Клевер мечтала о том, чтобы найти Аарона Агата, который избавит ее от бремени.

Пока Клевер искала канарейку, ее взгляд то и дело падал на милые самодельные вещи, скрашивавшие уродство трущоб: яркие цветастые платки, которыми младенцы были крепко привязаны к материнским спинам, двери, расписанные геометрическими узорами. От запаха жареной бамии у Клевер потекли слюнки. Но также она различала запахи холеры и дифтерии. А еще – тихо, так тихо, будто он исходил из ее собственного дрожащего нутра, слышался гул той ужасной мельницы.

И это была еще одна тайна, которую хранил отец.

– В городах одни невзгоды, – не уставал повторять он.

Но кто бы мог подумать, что все невзгоды прибились к одной стороне этого города?

Клевер было не по себе. Нужно было отыскать Аарона Агата. Она почти бежала по пыльной мостовой, но вдруг резко остановилась. Какой-то желтый блик мелькнул перед ней – яркое пятнышко. Канарейка? Она подошла поближе, но пятно оказалось засушенной желтой розой в корзине.

– Цветочек для красивой леди! – повторила маленькая цветочница. Лоб у нее блестел, как начищенный медный тазик.

– Ты не видела здесь канарейку? – спросила Клевер.

Девчушке было на вид лет восемь, не больше, но усталость в ее глазах была совсем не детской.

В руках она держала цветы – целую охапку разноцветных роз.

– Пять центов за одну, семь за букет.

Покопавшись в сумке отца, Клевер нащупала последние десять центов и отдала ей.

– Я возьму букет.

Девочка протянула Клевер пучок лаванды с засушенной розой посередине и махнула рукой в сторону центра города.

– Канарейка живет на крыше клеевара. Но вам ее не поймать, – девочка печально покачала головой. – Она слишком быстрая.

Клевер поспешно зашагала по улице.

Мастерскую клеевара Клевер узнала бы и без всякой вывески, по омерзительному запаху вареной конины. Уткнувшись носом в ломкие цветы, она остановилась и вытянула шею, чтобы рассмотреть крышу.

Вот она.