Странные женщины

Надо было одеться, загримироваться. Лиза медлила, но тут, слава богу, явилась какая-то женщина, притащила одежду, стала помогать одеваться и Лизе, и Кате. За нею другая пришла и в пять минут наложила Лизе грим. Видимо, Ефим Андреевич неплохо вышколил гримерш и костюмерш, раньше…

(Вспышка: РАНЬШЕ ВСЕ ДЕЛАЛИ САМИ. НЕ БАРЕ! — говорил бывший главный режиссер Семукович. Она помнит фамилию! Она помнит, как он, олух старый, ее за бедрышки, тогда девические совсем, пощипывал!)

И вот она стоит за кулисами: скоро ее выход. Она помнит слова роли, но — как войти, куда пройти, что сделать? И откуда в ней эта уверенность, что стоит вступить на сцену, и все получится само собой?

Пора!

Лиза вышла.

За долю мгновения она вобрала в себя пространство сцены и все, что на ней находится, ощутила дыхание зрительного зала, и вдруг счастье узнавания волной окатило ее. Она подошла к высокому пожилому человеку (Вспышка: актер Милашев Иван Родионович, умница, добрый и мягкий человек, два года назад жену схоронил и все горюет!), уверенно прошла по сцене мимо него, взяла вазу с искусственными цветами, переставила, точно зная, что ТАК НАДО, и, не оборачиваясь, произнесла по роли:

— Сэр Томас, вы так рассматриваете меня, будто хотите нанять в служанки.

— С удовольствием бы это сделал, но досточтимый лорд ни за что вас не уступит при всем уважении ко мне. Он ценит вас.

— Его цена достаточно смехотворна. И я не вещь, чтобы меня уступать. Я завтра же могу потребовать у него расчет.

— В самом деле? Но почему вы так уверены, что я буду платить вам больше?

— Потому что я вам нравлюсь. Я не могу не нравиться. Мне нужны деньги, чтобы стать актрисой, сниматься в кино. Это будет легенда о Золушке, ставшей принцессой.

— И как вы сумеете взять у меня эти деньги?

— О! Очень просто! — воскликнула Лиза, наслаждаясь этой пустяковой ролью, купаясь в ней и чувствуя, как мила, как симпатична она, обольстительная злодейка, для всего зрительного зала, а особенно, конечно, для мужчин. «Вот оно! — думала она сквозь слова и жесты игры! — Вот ради чего стоит жить!» — Очень просто: я становлюсь вашей любовницей, покоряю вас от пяток до макушки, вы разводитесь с женой и женитесь на мне. Это способ честный и благородный.

— А есть и другой, нечестный и неблагородный?

— Конечно! Я дискредитирую вас, я вас соблазню, а мой друг-фотограф сделает снимок специальной камерой с того самого холма, который так красиво высится перед вашим домом. И предложу купить фотографии. Решайте сами, что для вас лучше.

— Вы удивительно откровенны! Лучше всего, милочка, не обращать на вас внимания.

— Легко сказать! Почему же вы с меня глаз не сводите?

И Лиза ушла победной соблазнительной походкой.

Катя, ждавшая своего выхода, сказала ей:

— Ты в ударе сегодня. Играешь эту чепуху так, будто мировой шедевр. Смотри, Иван Родионыч рассердится.

— Почему?

— Ты же знаешь, он любит, чтобы играли, как он говорит «ноздря в ноздрю», чтобы никто не тянул одеяло на себя. Ефиму пожалуется.

— Пусть подстраивается! — ответила Лиза, чувствуя в голосе своем незнакомые нотки.

И вот второй выход. Она уверена в себе. Она волнуется, но это волнение не от страха забыть слова или не вспомнить, куда идти и что делать. Все получится само собой! Нет, это волнение почти приятное, волнение почти наркотическое. Вот ради чего стоит жить! — второй раз повторила про себя Лиза.

Она вышла.

Она уверенно произнесла первую фразу.

Она уверенно стала отступать от надвигающегося на нее разгневанного «сэра Томаса» — Ивана Родионовича.

И вдруг наткнулась на бутафорское кресло и опрокинула его. Она растерянно оглянулась.

— Ваши условия? — грозно спрашивал «сэр Томас».

Лиза молчала.

— Ваши условия?! — с нажимом повторил Иван Родионович.

Приблизившись вплотную, он прошипел сквозь сжатые зубы:

— Ты что? Текст забыла? Полмиллиона. Скажи: полмиллиона!

— Полмиллиона, — прошептала Лиза.

— Не слышу! — явно не по роли возгласил Иван Родионович.

— Полмиллиона! — выкрикнула Лиза и бросилась за кулисы.

— Ты куда?! — встретила ее какая-то тетка. — Ты с ума сошла? У тебя вся сцена впереди, что с тобой?

Лиза прислонилась к стене. По лицу струился пот. Она ничего не помнит. Она забыла слова. Она ничего не хочет. Упасть, уснуть — и проснуться прежней!

И она стала сползать по стене.

Как сквозь вату слышала:

— Обморок у нее! Иван Родионович, тяни, давай монолог из следующей сцены, у Лизки обморок. Вывернемся, зритель съест! Потом скажешь, что она умерла от аборта!

Лиза потеряла сознание.

Она пришла в себя на каком-то диване за кулисами. Спектакль еще шел: она слышала радиотрансляцию. Лицо и грудь были мокрыми: на нее плескали водой. Над нею стояла все та же тетка с участливым лицом, в котором, однако, нельзя было не заметить некоторой удовлетворенной недоброжелательности.

— В чем дело? — спросила тетка.

— Не знаю…

— Ну, лежи, лежи. Это все нервы.

Через полчаса Лизу отвезли домой на служебной машине.