Странный брак

— Не так-то это просто! Ведь духи находятся в разных сферах, сударь мой. Имеются и такие, место которых еще не определено; они-то и бродят по земле. Это своего рода наказание. Рожика Тоот, например, странствует вот уже восемьдесят лет.

— На лучшую карьеру ей нечего и рассчитывать! — со смехом заметил старик Дёри.

— Кто знает! Восемьдесят лет для загробного мира всего какая-нибудь минута. Те, что уже распределены по сферам, парят, держа свой путь к богу. Кстати, между сферами тоже большая разница…

— Словом, и на том свете нет равенства, и там есть магнаты и бедняки.

— Именно так, потому-то и трудно войти в контакт с духами высшего круга. Может быть, и Ракоци…

— Не даст аудиенции…

— Возможно… Тсс, стучит!

Воцарилась мертвая тишина, только слышалось шипение свечей. Стол начал дрожать и стучать по полу, как бьющееся в припадке живое существо. Откуда-то изнутри стола донеслось что-то вроде вздоха; казалось, ухо улавливает какое-то легкое жужжание.

— Кто там? — спросила Анна Ижипь загробным голосом. Стол заработал, послышался какой-то таинственный стук, еще и еще, тук-тук, тук-тук… Мадам Малипо, следуя ритму стука, накладывала на буквы свои длинные тонкие пальцы. Стук прерывался, когда пальцы мадам нащупывали не ту букву; другой рукой она записывала буквы, которые выстукивал стол; Михай Бониш.

Явился дух старого дворянина из комитата Сабольч, умершего лет пять тому назад, а до того часто бывавшего в доме Дёри. Бернат и Бутлер хорошо знали старика, бывшего при жизни страстным охотником. («Ну, ему трудно, конечно, привыкнуть там, на том свете, где нет ни зайцев, ни куропаток!»)

— Не могли бы мы поговорить с Ференцем Ракоци Вторым? — спросила Анна Ижипь.

Дух долго не отвечал. Стол делал какие-то неопределенные движения, словно из шалости накреняясь то вправо, то влево; немного погодя приподнялась одна его ножка, потом другая — ну точь-в-точь играющий жеребенок, — потом, как зарядившись каким-то магнетизмом, он начал ритмично вибрировать (казалось, невидимый человек стучит зубами): тук-тук, тук-тук…

— Ответ! — зашептались посвященные.

Мадам подряд записывала буквы, из которых составилась фраза:

«Ференц Ракоци уже был сегодня здесь, в Оласрёске, в бренном обличий студента».

Все, даже неверующие, ошеломленные этим сверхъестественным «волшебным действом», обратили свои помутившиеся взоры на студентов: какой же из них? Бедные студенты покраснели как вареные раки и переглянулись, словно говоря друг другу: «Вот и почтил нас дядя Михай Бониш! Он, правда, и при жизни любил над нами поиздеваться».

Позднее Бернат, однако, шепнул Бутлеру:

— Видел ты сегодня в корчме худощавого мальчишку, подбившего камешками цыплят?

— Ну как же, видел. Уж не он ли тот самый «студент»?

— А что, если он?

— Ты не знаешь, как его зовут?

— Позабыл.

— Кто хочет узнать свое будущее? — спросил святой отец. — Посредник сегодня любезен и общителен.

Никто не отважился. Это не шутка! Здесь речь идет о жизни и смерти. Только маленький Сирмаи заерзал на стуле: он еще ребенок, да к тому же — Сирмаи; он ничего не боится.

— Ну, спрашивай, маленький графчик!

— Какова моя судьба? — храбро спросил мальчик.

Ответ гласил: «Ты умрешь, окруженный королевской роскошью».

При таком блестящем предсказании ее сыну глаза госпожи Сирмаи наполнились слезами умиления; с той поры она слепо верила постукиванию стола, который так щедро одарил ее радостью.

[Так толковала мать ответ духа, но, увы, иначе распорядилась судьба. Наш Пишта стал впоследствии тем Иштваном Сирмаи, который в 1857 году, в день приезда в Мигпкольц императора Франца-Иосифа, сверкая шитой золотом венгеркой и лихо гарцуя на коне во главе почетного эскорта, вдруг замертво свалился наземь, сраженный апоплексическим ударом. Следовательно, он действительно умер «окруженный королевской роскошью». (Прим. автора.)]

Стол накренился, словно его кто-то оттолкнул, нервная дрожь прекратилась, и все почувствовали, что он снова стал безжизненным куском дерева.

— Удалился, — сказала с сожалением одна из юных графинь Сирмаи. — Может быть, он рассердился на что-нибудь.

— Да что вы, — ответил священник. — У них такой обычай. Появляются и исчезают. Этот еще хорошо поступил, ответил все-таки. Но сейчас придет другой. Возможно, Роза. Тсс, стучит! Слышали? Это дух. Тук-тук. Прошу вас, мадам, записывайте!

— Кто здесь?

Мадам записала буквы: «Игнац Медве».

— Ха-ха-ха! Игнац! — смеялись старики. — Здорово получается!

Бутлер с победоносным видом и иронической улыбкой снял руки со стола: ну, ясно же, что это чепуха! Маришка сердито ударила локтем по чудодейственному столу:

— Опять эта Рожика путает нам все!

В ответ на удар, нанесенный локотком молодой баронессы, стол заскрипел и затрещал, словно заплакал, а затем завертелся так быстро, как чертополох осенью в полях. Одновременно то внутри его, то в ножке, а то и в одном из стульев слышались такие резкие, наводящие ужас звуки, что все присутствующие задрожали.

— И все же это доктор, — изрекла Анна Ижипь почти в трансе.