Странный человек

- Тут недалеко от поселка, километра четыре, стоит избушка. Харламов скит. Говорят, что лет двести назад там жил монах, отшельник - Харлам. Будто бы был страшный разбойник: купцов проверял на большой дороге, ну а потом, к старости, раскаялся, построил скит и ушел замаливать грехи. Оттого и зовется - Харламов скит. Говорят еще, что этот Харлам перед тем, как раскаяться, зарыл награбленное в землю, а где - не помнил. Вот теперь, после смерти, ходит, ищет зарытое. Чепуха, конечно, но избушка в самом деле древняя - наполовину в землю ушла. Я так думаю, что ее промысловики когда-то поставили. А Харлама уже потом приплели.

- А ты как думаешь? - спросил я низкого школьника.

Он упрямо дернул головой:

- Чего думать? Харлам и есть. Ищет свое золото. А мы с Петькой, значит, решили подсмотреть, где он золото спрятал, и, значит, выкопать.

Мне, вероятно, следовало немедленно разоблачить религиозный дурман, но я не был педагогом и поэтому спросил только:

- Страшно было ночью?

- Подумаешь, - сказал школьник, - Что я, Харлама боюсь, что ли. Это вот Петька.

- Ладно, идите, ребята...

Школьники обрадованно затопали к выходу, в дверях низкий обернулся:

- Пойдете Харлама выслеживать?

- Да вряд ли, зачем он мне, - сказал я.

- Не спугните его, - серьезно предупредил школьник. - Он всего боится. От нас с Петькой так и зачесал в другую сторону...

- Не спугну, - пообещал я. - Он когда выходит на промысел?

- Да в двенадцать...

- Каждый день?

- Когда неделю его нет. А когда да к каждый...

Дверь за школьниками закрылась, и директор развел руками:

- Откуда это? И ведь учатся оба неплохо. Занимаются в авиамодельном кружке...

- А вы в детстве никогда не искали кладов? - спросил я. - Вы не лазали по подвалам, по чердакам, не хотели обнаружить потайной ход к спрятанным сокровищам?

- Я в их возрасте уже работал, - сухо сказал директор. - Тогда была война. Я пошел на завод учеником слесаря. - Он спохватился. - Вы только не подумайте, что у нас запущена атеистическая работа. Напротив. И мы этот случай не оставим без внимания: проведем лекцию о суевериях... и... что-нибудь о космосе...

- Удостоверение, - напомнил я.

- Что? Ах, да! - директор вернул удостоверение, которое до сих пор вертел в руках. - Простите. Так что вас, собственно, интересует?

- Так сказать, вообще, - ответил я.

- Учебные планы?

- Да.

- Идеологическая, культмассовая работа?

- Разумеется.

- Факультативы?

- Конечно.

- Побываете на уроках?

- Хотелось бы.

- Только месяц назад у нас была областная инспекция, - задумчиво сказал директор. - Вадим Борисович остался доволен.

- Он болеет, - твердо сказал я, отсекая все вопросы о неведомом мне Вадиме Борисовиче.

- Опять печень, - посочувствовал директор.

- Да, печень.

- Или, кажется, сердце?

- Кажется, сердце, - уже несколько раздраженно сказал я.

Директор всплеснул руками:

- Впрочем, что я? Ведь у него обширнейшая язва желудка!

Не люблю, когда из меня делают идиота. Я демонстративно постучал удостоверением по столу.

- Чем же мы займемся в первую очередь? - спросил директор.

- Уроки.

Я чувствовал, что мало похожу на инспектора. Это и неудивительно: на подготовку легенды у меня было всего полдня. Я едва успел зазубрить структуру облоно и некоторые общие принципы педагогики.

- Я могу говорить с вами откровенно? - вдруг спросил директор.

- Разумеется.

Он включил вентилятор, внимательно посмотрел на белый, полупрозрачный круг и повернулся ко мне всем телом.

- Вас интересует учитель Зырянов?

Надеюсь, что на моем лице ничего ни отразилось. Да, меня интересовал учитель Зырянов. Но директору не следовало знать об этом. Никому в поселке не следовало об этом знать.

- Я так и думал, - сказал директор. - В конце концов я буду жаловаться. Если сам Зырянов не будет, то буду я. Дайте же человеку спокойно работать. Ну да, он дает материал сверх программы. Много материала. Но вы посмотрите - его ученики берут грамоты на всех областных олимпиадах. А двое даже на всесоюзной... Я понимаю, были времена, когда любое отклонение от программы... Я и сам... Но ведь все уже позади. В позапрошлом году Зырянов получил звание заслуженного учителя.

- Очень рад за него.

- А вы знаете, что его приглашали в Москву, на кафедру? Говорят, его метод - это готовая докторская.

- Неужели?

- Отказался, - торжествующе сказал директор. - Не поехал ни в какую Москву. Потому что Учитель. - Директор так и произнес это слово - с большой буквы. - Мы, конечно, все учителя, что там говорить, - он махнул рукой, - я, например, вот вы. Но Зырянов от бога Учитель. Вы слышали о Крапивине?

- Ну как же...

- Его ученик. А Дементьев, а Логачев, а Болдин...

Совсем недавно я тщательно изучил длинный список этих имен. Причем против каждого из них стояло очень высокое звание.

- Его ученики любят, - почему-то шепотом сказал директор. - Вы преподавали?

- Немного.

- Ну все равно. Это очень трудно, чтобы ученики любили. Меня, например, не любят. Честное слово. Меня только уважают, боятся, а его любят.

- Несколько дней назад я даже не слышал о Зырянове, - вполне искренне сказал я.