Странный генерал

— К сожалению, армия Трансвааля сейчас использует лишь одно из своих главных достоинств — умение цепко обороняться. Но все равно под давлением превосходящих сил она вынуждена шаг за шагом отступать. К чему это приведет? Уже к лету мы оставим железную дорогу Претория — Лоренцо-Маркес. Горы Лиденбурга? Сколько можно держаться там и ради чего?..

Он вдруг замолчал, как бы утеряв нить мысли. Бота выждал немного и осторожно подтолкнул:

— Так что же? Какие достоинства наших воинов остаются, на ваш взгляд, неиспользованными?

— Мобильность и возможность нападать.

— Перед нами плотный, хорошо организованный фронт противника, и вряд ли тактика внезапных налетов принесет существенную пользу.

— Да, — спокойно кивнул Петр. — Поэтому, я считаю, необходимо менять стратегию.

Бота взглянул на него: не шутит ли собеседник? Он вовсе не шутил.

— Ого! — сказал командующий с едва приметным оттенком иронии. — Интересно. Что же вы предлагаете?

— Наступать. Нападать. Бить противника. Взять его в гигантские клещи: вы с Трансваальской армией — с востока, Христиан Девет — с запада. При этом вырвутся на простор и войска Деларея, и те коммандо, что сейчас без пользы торчат на железной дороге на Питерсбург. Если хорошо координировать действия восточной и западной группировок, англичанам будут созданы невыносимые условия. Они и без того сейчас жмутся к железнодорожной линии Кейптаун — Претория, а тогда вообще не сойдут с нее и, конечно уж, не рискнут остаться здесь, на севере, отрезанными от своих портов — главных баз снабжения. Территория обеих республик будет очищена от противника в несколько месяцев… Вот что я предлагаю, — закончил Петр; глаза его поблескивали, он был воодушевлен.

Бота вскочил со стула и принялся ходить по комнате. Несколько раз он как бы про себя произнес взволнованно: «Да… Да…», затем остановился возле Петра и дружески положил руку на его плечо.

— Нет, мой дорогой Кофальоф, — сказал он мягко, но с нажимом, убеждающе. — Вы отличный стратег и из вас, наверное, получился бы превосходный командующий, но… не в нашей стране. Вы, повторяю, прекрасный стратег, но неважный политик. И не бур… Извините, на вашу сердечную искренность я отвечаю правдивой прямотой.

— Какие уж тут извинения!

— Поймите, постарайтесь понять меня, — продолжал Бота. — Христиан Девет бьется действительно славно, англичанам нередко приходится от него солоно. Но ведь у него, бойцы Оранжевой республики. Они бьются яро потому, что находятся на своей земле. Нынче наши тоже на своей территории. А если принять ваш план, то трансваальских буров надо вести на чужие им земли Оранжевой республики, не так ли?

— Да, и туда.

— А туда они за нами не пойдут. От своей земли, от своих ферм? Не-ет. Крепость бура — его дом.

— Но позвольте, Бота, ведь дрались же трансваальцы, и отлично, на территории Наталя.

— О, то был период наших успехов.

— Почему же не повторить его?

— Это легко лишь сказать, мой дорогой. Соотношение сил изменилось. У нас сейчас, наверное, не более двадцати тысяч бойцов, тогда как в английской армии около двухсот тысяч.

— Однако вы сами нашли предлагаемый мной план стратегически неплохим и сообразным с тактикой буров.

— От этого мнения я не откажусь. Но, зная буров, не откажусь и от своих возражений.

Теперь по комнате прошелся Петр.

— Не пойму, как можно держаться за собственный дом, зная, что он все равно погибнет, когда есть план спасти и дом, и все отечество?

— Увы, такова бурская психология, — уж совсем спокойно, чуть свысока и поучающе сказал командующий, садясь в кресло возле письменного стола.

— Психология собственника-мещанина! — резко бросил Петр.

Бота улыбнулся, принимая вызов:

— Ничего не попишешь, психология эта живет со дней сотворения мира и будет жить вечно, ибо собственничество неистребимо. Оно естественно для человека не менее, чем желание есть и пить.

— Оно-то и погубит бурские республики.

— Вы полагаете? — Бота не таил насмешки.

— Уверен. Республики уже, по сути, действуют порознь, а это только на руку противнику. Но этого мало. Только из-за собственничества и неверного отношения к чернокожим буры не могут поднять на борьбу с англичанами негров, так как попросту боятся их глухой и справедливой вражды. И, наверное, из-за этого же алчного собственничества бурам в конце концов будет выгоднее как-то договориться с англичанами, чтобы совместно эксплуатировать богатства почвы и недр этой страны.

Это было, пожалуй, чересчур: последняя тирада Петра чуть не вывела Бота из себя. Однако он сдержался, лишь сказал, не скрывая сарказма:

— Послушать вас, так буров спасли бы лишь социалистические утопии Кампанеллы, Фурье, Сен-Симона.

Петр метнул в него быстрый насмешливый взгляд:

— Перечисление это делает честь вашей образованности, но не проницательности.

Бота поклонился с изысканной театральной вежливостью, пальцы нервно помяли бородку. Съязвил, намекая, видимо, на национальность Ковалева.

— Ах, я забыл… Вашему характеру и мировоззрению, наверное, ближе идеи Бакунина или…