Странный генерал

Все трое притихли. Вот сейчас Петр понял, что напомнил ему тик на лице Яна. Так же подергивалось веко у Терона. Петр смотрел на осунувшееся, заросшее лицо друга, видеть его было отрадно, и все же радость от встречи гасла, не успев вспыхнуть по-настоящему. Снова подступало горькое чувство одиночества и бессилия — свистели пули вокруг, и падали товарищи, и ни одна — хоть бы одна, проклятая! — пуля не брала его…

— Откуда ты теперь? — спросил Петр, сев наконец и стягивая мокрые сапоги.

— От Девета. Решил податься в родные края.

— Домой или воевать?

— Смешные задаешь вопросы… А поесть у вас что-нибудь найдется?

— Да хоть быка ради тебя забьем. Скажи-ка хозяину, Ка, пусть тряхнет запасами.

— Вот это дело! — улыбнулся Ян своей всегда чуть смущенной и ясной улыбкой. — А еще бы мне ножницы да бритву. Постригусь, побреюсь, поем — снова стану человеком.

За долгим, неторопливым завтраком разговорились о главном — о войне. Петра интересовали события на юге, в Оранжевой республике, интересовал Христиан Девет, о котором среди буров говорили восхищенно.

— Я его полюбил всей душой, — сказал Ян. — Умен, храбр, прост. Но, видишь ли, если говорить по чести, ему легче, чем Бота. Бота обложен со всех сторон, на него напирают, он вынужден только обороняться. А Девет — вольная птица, недаром зовут его неуловимым. Сегодня ударит здесь, завтра — там. Простор для маневра широчайший. Перед моим отъездом поговаривали о глубоком рейде в Капскую колонию. Только это будет ближе к лету — сейчас, сам понимаешь, туго с кормами для лошадей.

— Туго, туго, — покивал Петр, думая о другом; он встал и прошелся по комнате. — Так воевать нам дальше нельзя: прихлопнут, как в мышеловке, и раздавят.

— Ты скажи об этом не мне — своему главнокомандующему.

— Да, я буду с ним об этом говорить, — сказал Петр жестко.

Петля затягивается

1

Бота отложил томик Клаузевица и длинными холеными пальцами — большим и указательным — сильно потер закрытые уставшие глаза. В последнее время свои свободные часы он нередко отдавал чтению книг по военному искусству. Но чем больше читал он их, тем больше укреплялся во мнении, что книги эти ему не помогут.

С самого начала войны бродили у Бота мысли о необходимости создания регулярной армии. Потом он понял, что это утопия. Народ, насчитывающий всего четыреста тысяч человек, не в состоянии содержать сильную армию. Он может лишь превратиться в нее сам: только ополчение, которое себя и снаряжает, и кормит, и одевает, под силу ему. Конечно, и при той военной организации, что сложилась у буров, не только возможны, но и требуемы усовершенствования. Однако указания на них надо искать не в книгах: сочинения военных специалистов вовсе не предусматривали «туземных» способов ведения войны.

Взять даже простейшую, поверхностную терминологию — название частей и соединений. Ее у буров просто не было. «Коммандо», по существу, означало даже не число — всегда разное — бойцов, а их принадлежность к одному округу, так же как и расплывчатое, неопределенное понятие «фельдкорнетство». Соединения более высокого порядка, подчинявшиеся генералам, вообще не имели названий. Да что названия! Они и форм-то определенных не имели и менялись по воле случая, завися от обстоятельств и личных качеств командиров.

Бота пытался, например, оперировать иногда таким термином, как «дивизия», но сам же первый понимал, насколько шатко и эфемерно это понятие в сложившихся условиях. Прежде всего это было соединение, так сказать, неведомого рода войск — и не конное, и не пехотное, а в то же время то и другое. Далее, вооружение его никогда не было постоянным, и количество артиллерийских орудий и их калибр, и число пулеметов и гранатометов могли колебаться в амплитуде весьма изрядной. И, наконец, самым разным могло быть в «дивизии» число людей. А все сочинения господ военных, все наставления и уставы опирались на точно расчисленные, кем-то когда-то выверенные цифры… Нет, сочинения сии были ему бесполезны.

Командующий потянулся — сладко хрустнули суставы — и вышел из-за стола.

— Генрих! — негромко позвал он ординарца.

Из соседней комнаты выглянул средних лет молодцеватый бур.

— Забери все это, — махнул Бота на стопу книг, — и чтоб больше они мне на глаза не попадались.

— Можно и на растопку? — озорно стрельнул в генерала плутовскими глазами ординарец.

— Хоть и на растопку.

Так решительно он поставил точку на регулярной армии.

Со спокойным вниманием проследив, как ординарец забирает книги, Бота прошелся по комнате и вновь остановился у стола, задумавшись, как будто собирался сесть и записать мелькнувшие мысли. Надо только сосредоточиться, поймать за хвостик главную — и на бумагу. Впрочем, никаких особых мыслей у него и не было. «Надо оставаться в своей роли, — подумал он и чуть не вслух сформулировал тривиальнейшее: — Бурская армия есть бурская армия».