Странный мир. Истории о небывалом

– Ага, хоть горшком назови, только в печку не ставь!.. Нет уж, как вы яхту назовете, так она и поплывет, это вернее будет. Прежнее название какое было? Летящее, свистящее, от такого не уйдешь. Нарушитель еще за руль не сел, а у меня он уже на заметке. А нынешняя аббревиатура? Гы-бы-ды-ды… – словно автомобиль с неисправным зажиганием. Ключ поворачиваешь, а он тебе: Гы-бы-ды-ды… – и ни с места. С таким названием толку не будет.

– Ты бы поменьше критиковал, – одернул товарища сержант Тышин. – Начальство бдит. Услышит – мало не будет.

– Много тоже не будет. Что я такого сказал? И вообще, дела начальству больше нет, как наши разговоры прослушивать.

– Начальству дело до всего есть. Вот станешь начальником – и поймешь.

– До начальников нам с тобой трубить и трубить… – Лямзенюк, постовой дорожно-патрульной службы, завистливо вздохнул. – Будку бы выслужить, чтобы вот так на морозе не торчать.

– Будку ему… А цыпленка в шоколаде выслужить не хочешь? Будку так просто не дают.

Сидящие в засаде менты вздохнули еще раз и замолкли, предавшись мечтам о недостижимой будке.

Казалось бы, что за диво – будка постового, а мечтает о ней рядовой состав патрульной службы, как о встрече с любимой девушкой.

В городе будку постового видал всякий: торчит на перекрестке этакая бандура, прозрачная на все четыре стороны, и никогда в ней никого не бывает.

Как же – не бывает! Слепому на оба глаза пешеходу такое помститься может, а люди колесные знают, что от самой пустой будки следует ежеминутно ждать самых больших неприятностей. Каких? Спросите у таксистов. Они расскажут такое, что вы не возражая заплатите двойной тариф.

А за городом, где рвется в неведомое двухрядная полоса трассы, там будок никто не видал. Да было бы кому видеть… Человек на трассе смотрит вперед, и гипнотическая лента дороги отбивает всякое понятие, не связанное с запрещающими знаками. И никто не видит, как тает в небе инверсионный след – там, где вовек не бывало самолетов. Никто не знает, как светятся в промозглой ночи зеленым светофорным светом траурные веночки, развешанные в самых опасных местах, как приманивают в кювет несущийся лимузин, умножая свою смертельную популяцию. Днем, бывает, мелькнет на асфальте бесформенное серое пятно, и торопливый автолюбитель заметит с равнодушной жалостью: «Ёжика задавили». А знает ли он, что вытворяют эти ежики с заблудшим «москвичонком», вздумавшим заночевать на обочине? Немало лежит в кюветах покореженных остовов, при взгляде на которые исчезает даже мысль о самобеглом движении. А все ежики с их бронебойными иглами. Автомобильчик, еще вчера весело колесовавший перекрестки, обращен в груду истертого железа, а где его водитель, не знают ни родные, ни близкие, ни сама служба спасения. Это трасса, тут все всерьез, все по-настоящему.

Водителям большегрузных фургонов известно кое-что о тайной жизни трассы, но всю правду знают лишь работники Госавтоинспекции, так неудачно переименованной в ГИБДД.

Там, где от зимней непогоды спасает только дубленый тулуп, где в погоне за данью и в борьбе за выполнение долга дежурного подстерегают простудные инфекции, будка постового оказывается истинным благодеянием для ослабленного организма. Там тепло и сухо, на крошечном столике посапывает электрочайник, а в рундучке под складным стулом хранятся две пары шерстяных носков. Стационарный пост, конечно, просторней и светлее, но под бдительным взором дежурного по роте не очень-то отдохнешь. И не согрелся еще, и чаю по-человечески не попил, а долг уже торопит под пасмурное небо. Опять же, пост недаром зовется стационарным. Он стоит себе у обочины и редко когда сдвигается с места. Он тут – ты там. То ли дело уютная будка! Она твоя, всегда рядом, и ты в ней дома. Как любят повторять рядовые гаишники: «Omnia mea mecum porto». А что водитель – исконный враг и кормилец – будки не видит, так оно и к лучшему.

Невежды болтают, будто счастливчики, выслужившие персональную будку, устраивают там всякого рода непотребства, но это попросту клевета. Там и топчанчика нет, не то что прочих удобств. Будка рассчитана на одного человека, и этим все сказано. А алкогольные излишества… нет, это просто смешно.

Постовые Тышин и Лямзенюк о персональных будках могли только мечтать. Такая уж у них была собачья должность.

Место, где стоял пост, считалось кормным. Так оно и было, но только летом. Метрах в пятидесяти в трассу вливалась аккуратненькая грунтовка. Дорожники ежегодно равняли ее грейдером и не ленились подсыпать гравием и песком. Вела грунтовка к дачному поселку, раскинувшемуся на берегу озера. Дачи там принадлежали местной элите: владельцам магазинов и районному начальству. Народ сплошь автомобилизованный и небедный. Возвращаясь в город, водители должны были делать левый поворот – и, считай, каждая вторая машина вместо того, чтобы сворачивать направо, а потом разворачиваться, ничтоже сумняшеся пересекала двойную осевую полосу, потому что так было ближе.

Машины полагалось знать в лицо. Городским чинам такой поворот разрешался, а прочий бомонд следовало стричь.