Странный Томас

Поймите, я – не убийца. Я не сделал ничего дурного, что мне следовало бы скрывать от вас. И обвинения в том, что я – плохой рассказчик, связаны в основном с напряжением, свойственным некоторым глаголам.

Не волнуйтесь об этом. Скоро вы узнаете правду.

К тому же я забегаю вперед. Маленький Оззи и Ужасный Честер появятся в повествовании лишь после взрыва коровы.

А началась эта история во вторник.

Для вас это день, следующий за понедельником. Для меня – день, который, как и остальные шесть, наполнен таинственностью, приключениями, ужасом.

Из этих слов не следует делать вывод, что жизнь моя романтичная и загадочная. Чрезмерное обилие таинственности раздражает. Избыток приключений отнимает последние силы. И даже самая малость ужаса еще долго дает о себе знать.

Во вторник утром я проснулся безо всякого будильника. Разбудил меня сон об убитых сотрудниках боулинг-центра.

Я никогда не завожу будильник, потому что мои внутренние часы куда надежнее. Если я хочу встать ровно в пять, перед тем как лечь в постель, я трижды говорю себе, что должен проснуться точно в 4:45.

Мои внутренние часы абсолютно надежны, но, по какой-то причине, отстают на четверть часа. Я выяснил это давным-давно и приспособился к этой их особенности.

Сон об убитых сотрудниках боулинг-центра тревожит меня раз или два в месяц последние три года. Детали еще недостаточно ясны, чтобы стать поводом к действию. Мне остается надеяться, что все прояснится до того, как будет поздно что-либо предпринять.

Итак, я проснулся в пять, сел и сказал: «Побереги меня, чтобы я мог послужить тебе». Это утренняя молитва, которой меня научила бабушка Шугарс, когда я был маленьким.

Перл Шугарс была матерью моей матери. Будь она матерью отца, меня бы звали Оддом Шугарсом[4], что еще больше усложнило бы мою жизнь.

Бабушка Шугарс верила, что с Богом можно торговаться. Она называла Его «старым торговцем коврами».

Перед каждой игрой в покер она обещала Богу, что будет распространять Его слово или делиться выигрышем с сиротами в обмен на то, что при некоторых сдачах никто не сможет перебить ее карты. И по ходу жизни карточные выигрыши составляли заметную долю ее доходов.

Будучи женщиной пьющей, со множеством всяких интересов, помимо покера, бабушка Шугарс далеко не всегда ухитрялась выделить время на распространение слова Божьего, как в азарте игры обещала Ему она. Но она верила, что Бог готов к тому, что Его могут обмануть, и не держит за это зла.

Ты можешь обмануть Бога, и ничего тебе за это не будет, говорила бабушка, при условии, что ты сделаешь это легко и с выдумкой. Если в жизни ты даешь волю воображению и излучаешь оптимизм, Бог будет тебе во всем потворствовать, только для того, чтобы увидеть, а чем еще ты Его удивишь.

Он также посодействует тебе, если ты потрясающе глуп, но людям с тобой весело. Бабушка говорила, что только этим можно объяснить, почему у такого количества глупцов столь хорошо складывается жизнь.

Разумеется, в процессе бытия ты не должен причинять серьезный ущерб другим, а не то Бога сразу перестанут забавлять твои проделки. И вот тогда придется платить за все невыполненные обещания.

Несмотря на то что бабушка Шугарс напивалась до бесчувствия, регулярно выигрывала в покер у психопатов с каменным сердцем, которые не любили оставаться в минусе, водила мощные автомобили (но выпив – никогда), с полным презрением к законам физики и в еде отдавала предпочтение свиному жиру, умерла она во сне, в возрасте семидесяти двух лет. Когда бабушку нашли утром, на прикроватном столике стоял практически пустой стаканчик из-под бренди, книгу своего любимого писателя она дочитала до последней страницы, а на губах ее застыла улыбка.

Судя по всем имеющимся доказательствам, бабушка и Бог прекрасно понимали друг друга.

Довольный тем, что в этот вторник я проснулся живым, я включил лампу (еще не рассвело) и оглядел комнату, которая служила мне спальней, гостиной, кухней и столовой. Я никогда не покидал кровати, не убедившись, что в комнате никто меня не ждет.

Если гости, миролюбивые или злобные, и провели часть ночи, наблюдая, как я сплю, то они не сочли необходимым задержаться и поболтать за завтраком. Иногда же, для того чтобы испортить себе весь день, хватало короткой прогулки от кровати до туалета.

Только Элвис составлял мне компанию, в венке из орхидей, улыбаясь, он нацеливал на меня палец, как пистолет.

Хотя мне нравится жить над этим гаражом на два автомобиля, хотя я нахожу свое жилище уютным, «Architectural digest»[5] не стал бы покупать у меня права на эксклюзивную съемку. Если бы один из лощеных скаутов журнала увидел место, где я живу, то заметил бы с пренебрежением, что второе слово в названии журнала, в конце концов, не Indigestion[6].

Картонная в полный рост фигура Элвиса, она украшала фойе какого-то кинотеатра, когда на экраны вышел фильм «Голубые Гавайи», стояла там, где я ее и оставил. Иногда ночью она перемещается или ее перемещают.

Я принял душ, помылся шампунем и мылом с запахом персика, которые подарила мне Сторми[7] Ллевеллин.