Странный Томас

Понятное дело, в такую жаркую ночь оба окна были открыты. Маленький, невесомый белый мотылек трепыхался у противомоскитной сетки с отчаянием потерянной души, бьющейся о ворота рая.

Каждый оконный проем перегораживали стальные прутья (специальный рычаг, складывающий решетку в случае чрезвычайных обстоятельств, скажем, пожара, находился под подоконником, и добраться до него снаружи не представлялось возможным), оберегавшие девочек от таких, как Харло Ландерсон.

Противомоскитные сетки и решетки могли противостоять мотылькам и маньякам, но не бодэчам. В комнате девочек их было пятеро.

Глава 26

По две мрачные тени стояли у каждой кроватки, гости из преисподней или другого, не менее страшного места, путешественники, проникшие в этот мир через черную комнату.

Они наклонились над девочками и, похоже, внимательно их изучали. Их руки, если это были руки, скользили в нескольких дюймах над простынями, вроде бы медленно исследуя контуры детских тел.

Я не мог знать наверняка, что они делали, но представлял себе, что вытягивали жизненную энергию из Николины и Леванны и каким-то образом купались в ней.

Эти существа не обратили ни малейшего внимания на наше появление в комнате. Их буквально гипнотизировало идущее от девочек сияние, невидимое для меня, но ослепляющее их.

Пятая тварь ползала по полу спальни, плавными движениями напоминая змею. Под кроватью Леванны свернулась колечком, на несколько мгновений замерла, но тут же выползла, чтобы нырнуть под кровать Николины. Чуть задержалась там и вернулась обратно.

Не в силах подавить сотрясающую меня дрожь, я чувствовал, что пятый бодэч питается не только энергией, но и некой невидимой и нематериальной субстанцией, оставленной на полу ногами девочек. Мне казалось, надеюсь, только казалось, что я вижу, как он что-то слизывает с ковра холодным тонким языком.

Поскольку я застыл, едва переступив порог, Виола прошептала:

– Все нормально. Они обе спят крепко.

– Они прекрасны, – прошептала Сторми.

Виола просияла от гордости.

– Они – очень хорошие девочки, – но тут заметила ужас на моем лице и спросила: – Что-то не так?

Увидев, как я пытаюсь изобразить улыбку, Сторми сразу поняла, в чем дело. Прищурившись, оглядела темные углы, в надежде увидеть тех сверхъестественных существ, что открылись мне.

Четыре склонившихся над кроватями бодэча могли быть жрецами какой-либо жестокой религии, ацтеками у алтаря человеческих жертвоприношений, а их руки, возможно, совершали ритуальные пассы над спящими девочками.

Поскольку сразу я не смог ответить на вопрос Виолы, она подумала, что я увидел в них что-то нехорошее, и шагнула к ним.

Я мягко взял ее за руку и потянул назад.

– Извини, Виола. Все в порядке. Я лишь хотел убедиться, что девочки в безопасности. А с этой решеткой на окнах им действительно ничего не грозит.

– Они знают, как при необходимости убрать ее, – сказала Виола.

Одно из существ, склонившихся над Николиной, выпрямилось, почувствовав наше присутствие. Руки замедлили, но не прекратили свои странные движения, оно повернуло волчью голову в нашем направлении, всмотрелось в нас невидимыми глазами.

Мне страшно не хотелось оставлять девочек в обществе этих пяти фантомов, но прогнать их я не мог.

А кроме того, я знал, что бодэчи могли исследовать этот мир какими-то, может, и всеми пятью обычными чувствами, но не оказывали на него ни малейшего воздействия. Я не слышал, чтобы они издавали хоть какие-то звуки, не видел, чтобы они передвигали какой-то предмет, даже потревожили висящие в воздухе пылинки.

Принести вред девочкам они не могли. Во всяком случае, пока. Время бодэчей еще не пришло.

По крайней мере, я на это надеялся.

Я подозревал, что эти призраки-путешественники, прибывшие в Пико Мундо на фестиваль крови, просто развлекались в предвкушении главного события. Может, им нравилось смотреть на жертвы до того, как прогремят выстрелы, может, они забавлялись, наблюдая за тем, как ни в чем не повинные люди, сами того не зная, шли навстречу неминуемой гибели.

Притворившись, что я не вижу этих кошмарных незваных гостей, приложив палец к губам, показывая Виоле и Сторми, что мы не должны беспокоить девочек, я утянул их обеих обратно в гостиную. Дверь оставил открытой на две трети, как и было раньше, оставив бодэчей извиваться на полу и совершать свои загадочные пассы.

Я тревожился, что один или несколько бодэчей последуют за нами в гостиную, но все они остались с девочками.

Заговорил я так же тихо, как в спальне:

– Виола, пожалуй, я должен кое-что уточнить. Когда я говорил, что тебе не следует идти завтра в кино, я подразумевал и девочек. Никуда не отправляй их с родственниками. Ни в кино, ни в «Гриль», никуда.

Гладкий коричневый лоб Виолы прорезали морщины.

– Но мои милые крошки… их в моем сне не застрелили.

– Вещие сны открывают далеко не всё. Только фрагменты.

Мои слова не только усилили ее озабоченность, но и рассердили ее. Я полагал, что это и к лучшему. Знал, что страх и злость заставят ее постоянно быть начеку, а следовательно, принимать оптимальные решения.

Чтобы она не расслаблялась, я добавил: