Странствие Бальдасара

— Надо было сказать мне, что ты собираешься встретиться с этим священником, я бы предостерег тебя. Если бы ты был со мной так же откровенен, как я с тобой, ты избежал бы этой неприятности! — пожурил он меня.

Возможно. Но, вероятно, навлек бы на себя тысячу других.

Впрочем, стоит поговорить и о приятных сторонах этой поездки. Я разузнал сегодня о самой лучшей кухне в Лиссабоне, чтобы иметь возможность завтра вечером угостить своих друзей, ведь мне не удалось этого сделать, пока мы стояли в Танжере. Мне рассказали об очень известной таверне, где готовят рыбу с вкуснейшими приправами со всех концов света. Я обещал себе не устраивать больше встреч перса с венецианцем, но принц уже осознал разницу между мной и Джироламо, и теперь я должен заставить замолчать свою осторожность и деликатность. Не так уж много на этом судне тех, кто может поддержать благородную беседу!

На море, 4 июня 1666 года.

Ранним утром я пошел к господину Габбиано, и эта встреча, которая должна была бы закончиться короткой, вежливой и, в общем, совершенно заурядной беседой, изменила весь ход моего путешествия, так же, как и планы моих попутчиков.

Адрес я узнал без труда, поскольку его контора расположена по соседству с портом. Его отец — миланец, а мать — португалка, и вот уже тридцать лет, как он живет в Лиссабоне, представляя интересы многочисленных негоциантов со всего мира, а сверх того, занимаясь и собственными делами. Когда Грегорио говорил о нем, мне показалось, что речь идет о служащем у него агенте, почти приказчике; но я, наверное, не так истолковал его слова. Во всяком случае, этот человек похож на процветающего судовладельца, и его конторские помещения занимают целое пятиэтажное здание, в котором постоянно работают около шестидесяти человек. Несмотря на ранний час, жара уже была удушающей, и Габбиано приказал стоявшей за ним мулатке овевать себя опахалом; а так как ему этого было, очевидно, недостаточно, он, читая бумаги, время от времени обмахивался ими, чтобы освежиться и смахнуть пот с ресниц.

Хотя его осаждали одновременно пять посетителей, которые все разом говорили что-то свое, но как только ему назвали наши имена, мое и Манджиавакка, он поспешил немедленно распечатать письмо и молча проглядел его, нахмурив брови; потом тотчас же подозвал секретаря и шепнул ему на ухо несколько слов, извинившись передо мной за то, что сейчас он ненадолго займется другими. Служащий отлучился на несколько минут, а затем вернулся, захватив с собой значительную сумму — более двух тысяч флоринов.

Так как я выказал явное удивление, Габбиано протянул мне письмо, которое я получил уже запечатанным. Помимо обычных изъявлений вежливости, Грегорио всего лишь просил вручить мне в собственные руки указанную сумму, которую я должен буду отвезти ему в Геную.

Чего же пытался добиться мой так называемый тесть? Принудить меня заехать к нему на обратном пути из Лондона? Вероятно. Подобные расчеты очень на него похожи!

Я попробовал объяснить Габбиано, что не могу взять с собой такую большую сумму, тем более что у меня нет никакого желания заезжать в Геную. Но он не хотел ничего слышать. Он действительно должен Грегорио эти деньги, а поскольку тот их требует, не может быть и речи, чтобы он их ему не послал. Потом он дал мне понять, что я свободен в выборе: вернуться ли мне через Геную или доставить эти деньги адресату как-то иначе.

— Но у меня нет на этом корабле надежного места…

Оставаясь все таким же любезным, он послал мне слегка раздраженный взгляд, улыбнувшись и указав рукой на всех этих людей, которые столпились вокруг него и уже начинали проявлять нетерпение. Яснее ясного, не мог же он вдобавок к собственным делам возиться еще и с моими!

Я положил тяжелый кошель в свой полотняный мешочек. Потом поднялся, покорившись судьбе, и озабоченно бросил, будто говоря сам с собой:

— Подумать только, я повезу такую сумму до самого Лондона!

Эта последняя стрела, пущенная вслепую, достигла цели.

— Вы сказали, в Лондон? Нет, поверьте мне, это было бы безумием, не ездите туда! Я только что получил достоверные известия, что несколько кораблей, направлявшихся в Англию, были арестованы голландцами. Больше того, сейчас на море разворачивается настоящая битва, как раз на вашем пути. Сняться сейчас с якоря было бы сумасшествием.

— Наш капитан намеревается отплыть послезавтра, в воскресенье.

— Это слишком рано! Передайте ему от меня, что отправляться туда сейчас опасно. Он погубит корабль. Или лучше скажите ему, чтобы он непременно зашел ко мне сегодня, и я объясню ему, что происходит. Кто ваш капитан?

— Его, кажется, зовут Центурионе. Капитан Центурионе.

Габбиано надул губы, состроив гримасу, означающую, что он его не знает. Я уже было отвел его в сторонку, чтобы рассказать о помешательстве капитана, но в последний момент не решился этого сделать. Обступившие его посетители волновались, кидая на меня злые взгляды, а то, что я собрался ему поведать, было довольно щекотливой темой, и потом, если он поговорит с Центурионе с глазу на глаз, он и сам без сомнения поймет то, что я хотел ему объяснить.