Странствие Балвы

Женщина не рассмеялась. Балва думал, что она рассмеется, а она не рассмеялась. Она только с сомнением покачала головой.

— А жить ты как будешь? Где ты еду брать будешь? Где спать?

Балва пожал плечами.

— Не знаю. — Он показал на рюкзак. — Пока есть, что есть, а там видно будет.

Женщина взяла рюкзак и покачала его на вытянутой руке.

— Легковат… Ну ладно. А пойдешь-то ты куда?

— Куда пойдется.

— А сейчас чего сидишь?

Балва опять смутился. Он вспомнил шарф и как грубо с ним обошелся. Может, это ее шарф. Очень неудобно.

Женщина догадалась, не дожидаясь ответа.

— Река?

Балва кивнул.

— Вот ты такого простого препятствия одолеть не можешь, даже, наверное, не знаешь как, а все туда же — пойду, пойду, и ведь, скорее всего, думаю, навсегда уйти решил. Ну скажи: правда это?

Балва снова кивнул. Он почувствовал, что у него загорелись уши, и спрятал нос между колен.

— Много вас таких, смелых… Елисея помнишь? Да помнишь, конечно… Утонул он в реке. Вот вы, наверное, думаете, что он дома сидит, не вылезает, ест да пьет, а он утонул. Дня три тому выловили.

— Елисея… — произнес Балва и почувствовал, что сейчас заплачет.

У него задрожали губы, он тихонечко завыл, ему невыносимо стало жалко себя, слишком близко он знал Елисея, слишком мало еще было с ним выпито.

Женщина присела на корточки рядом с Балвой и ласково погладила его по голове.

— Поплачь, поплачь, милок, может легче станет.

— Он был… — выдавил Балва. — Он таким… У него… Вот так вот. Вот как, значит…

— Да… Ветка у него в руках была. Так и сожгли. Нельзя было отодрать. Видать, он на дерево полез. Над водой посидеть. Да не усидел, видишь…

Балва уткнулся в теплую грудь женщины и заплакал. Плакал он долго, а она только гладила его по голове и приговаривала:

— Ну…Ну…

Наконец он выплакался и отодвинулся. Ему было очень стыдно. Пойти навсегда, неожиданно столкнуться с голой правдой жизни, с жестокой правдой, не знающей пощады, и сразу понять, что он до безобразия слаб.

— И чего вам не живется, — сказала женщина. — Ешь, пей, спи. Никаких забот. Ну разве что иногда… Да вот за это-то мы ведь как о вас беспокоимся! Кто у вас хозяйка, Маруся, да? Золотое у нее сердце!

— Доброе, да, — отозвался Балва.

— Вот и хорошо, — обрадовалась женщина. — Возвращайся.

— Да, да… Только посижу еще немного…

— Ну ладно. — Женщина встала с чувством исполненного долга. — А то я тут болтаю с тобой, а у меня ведь дел невпроворот… — Она прошла несколько шагов, потом обернулась. — Да, передавай привет Марусе. Скажи, что Клава ей привет шлет. В гости зовет. Чай с грибами пить… И не сиди долго.

Женщина ушла.

Балва сидел и смотрел на реку. Не такая уж она и большая. А Елисей, наверное, пьяный был, вот потому и свалился.

Балва решительно поднялся и пошел вверх по течению. Идти было нелегко, потому что берега у реки были хотя и невысокие, зато крутые, и кусты росли прямо на самом берегу, а тропинка хотя и была, но очень узкая и в таких зарослях, что приходилось постоянно сгибаться.

У Балвы заболела шея, потом поясница. И он еще все время высматривал подходящее дерево. Совсем усталый, он выбрал более-менее удобное место, чтобы отдохнуть, и сел, даже не подстелив салфетку. Когда он это понял, то сильно огорчился. Он привстал и попытался отряхнуть штаны, но куда там — бесполезно: штаны теперь нужно отдавать в стирку. Правда какая сейчас стирка? Он один в лесу. И помощи ждать глупо.

Балва махнул рукой и сказал:

— Да ладно…

И огляделся. А потом улыбнулся. Вот ведь сила привычки: жить с оглядкой. Надо отучиваться.

Он потянулся, чуть отклонившись назад, и тут его взгляд уперся в большую ветвь, которая простиралась в сторону другого берега. Он встал и проследил взглядом до конца ветви. Это, пожалуй, то, что нужно.

Еще он подумал, что зря все затеял, и чтобы не дать себе себя отговорить, сразу полез на дерево.

Он чувствовал себя героем, когда добрался до ветви и сел на нее верхом. Но он помнил, что пока дело не сделано, нельзя его оканчивать даже в мыслях, иначе от успеха закружится голова, а это совсем ни к чему.

Он протянул руки, обхватил ветвь и протащил себя вперед. Потом еще немного. Теперь под ним была вода. Балва был над пропастью, таящей гибель. Он, такой жалкий и слабый, отважился бросить вызов границе бытия!

Лоб Балвы похолодел, а под мышками, наоборот, стало жарко, и потек пот. Балва двинулся дальше. Он старался не думать о том, что внизу, тем более не смотреть туда. Все же иногда смотрел.

Сердце стало тонким как паучья нить, готово было разорваться. Время тянулось медленно — смола быстрее затягивает древесные раны.

Но мало-помалу Балва одолевал себя и переправу. Когда ветвь стала ненадежной — прогнулась под тяжестью Балвы, он остановился. Под ним был скат другого берега. Если прыгнуть прямо вниз, то, вероятнее всего, он соскользнет в воду. Не за что было там зацепиться. Назад тоже пути не было.

Балва снова захотел заплакать, но не позволил себе.

Он распрямился и огляделся.

Чуть выше его головы была тоненькая ветка дерева, росшего с той стороны.