Что было причиной ареста Любови Николаевны — можно только догадываться. За ней следили — вероятно, сведения о маминой «антибольшевистской» деятельности, о ее связях с «Заграничной делегацией» (меньшевиков) уже дошли до Ленина: он включает маму, так же как и отца, в число тех «злейших врагов большевизма», которых следует изгнать из России, «выбросить вон» навсегда.
Благодаря Д. А. Волкогонову, его «раскопкам» в секретных архивах (ЦК КПСС и др.), я прочитала записку Ленина, адресованную Сталину, с указаниями об «искоренении врагов» (бывших товарищей по РСДРП). Списки «антисоветской интеллигенции» составлялись в ВЧК, в Политбюро и лично Лениным с начала 1922 года. Болезнь прервала эту операцию, но, подлечившись и отдохнув, Ленин осенью к ней вернулся. Он посылает из Горок свои уточнения и дополнения к спискам. Привожу почти полностью записку, в которой названы мои родители.
«т. Сталин!
К вопросу о высылке из России меньшевиков, народных социалистов, кадетов и т. п. я хотел бы задать несколько вопросов ввиду того, что эта операция, начатая до моего отпуска, не закончена и сейчас. Решено ли „искоренить“ всех этих энесов… [названо несколько имен. —
Вот так я могла остаться сиротой в четырнадцать лет: либо без матери, либо без родины. Пронесло! Спасибо тем, кто заступился за маму и сестру Людмилу. С отцом обошлось само собой. По мнению Ленина, отец «вывернулся» после процесса 1921 года, поэтому он и назван «хитрым».
Из записки Ленина ясно, что мама была под наблюдением. Что именно ей инкриминировалось, можно только догадываться. Вероятно, ее работа с молодыми печатниками (среди этих рабочих было много членов Союза молодежи РСДРП), возможно, ее подозревали в связях с меньшевиками, находящимися за границей. Косвенных улик хватало, но прямая улика, запрятанная в двойном дне шкатулки, обнаружена не была.
В апреле, в ночь на 4-е, в Шёмберге (Германия), в туберкулезном санатории, скончался Мартов. Мама узнала о его смерти, вероятно, из советских газет. Некролог, если это можно назвать некрологом, появился 5-го числа в «Правде». Пожелтевшая вырезка из этого номера сохранилась среди маминых бумаг. Ветхая бумажка с полустершимся текстом, где не всё можно разобрать. Смерть Л. Мартова (Цедербаума): «…он умер вместе с меньшевизмом в полном одиночестве как раз тогда, когда пролетариат проламывает ворота в социалистическое будущее человечества». И все же в этом ломом накарябанном «некрологе» есть несколько человеческих слов о покойном — бывшем соратнике и друге, об одном из первых социал-демократов России: «наш честный противник», «глубоко искренний», «талантливый человек».
Мама простилась с Юлием Осиповичем в 1919 году, уезжая в Киев. Он был очень болен. Истощение, кашель, хриплый голос — все свидетельствовало о том, что наступает последняя стадия страшной болезни — чахотки. Прощались навсегда, не ведая, что будет с ними, и зная, что близка его смерть. И все же обговаривали какие-то партийные дела и планы. Вероятно, эти планы, слабые попытки заявить о существовании в России иных социалистов, кроме большевиков, о возможности иных путей общественного устройства, дали Мартову силу выбраться в свободный мир и организовать там русскую газету — свободное слово из несвободной страны.
Кончина Мартова опечалила маму. Нелегко принять смерть старого друга, даже будучи готовым к этой вести. Узнать подробности и прочитать доброе слово о нем удалось позже, когда пришли в Россию номера «Вестника», ему посвященные. Вероятно, только в мае.
Пасха пришлась той весной на конец апреля, но мы не отметили ее, хотя мама всегда старалась чем-нибудь меня порадовать к празднику. В ту весну любимый праздник прошел в молчании.